Пенни покачала головой.
— Если бы это действительно сделала я, то не буду рассказывать тебе, потому что ты её сообщник.
— Это не так. Я только наблюдал и никогда не участвовал в её фигне.
— Тот факт, что ты называешь «фигня» её гадости, показывает, что ничего ты не понял. Это не фигня, подстроить, чтобы кусочек торта, содержащий арахис попал в еду человека с аллергией на арахис, заставляя её обратиться в отделение неотложной помощи. Это не фигня, несправедливо обвинить кого-то в том, что списал задачу или унизить его перед всеми, потому что на рубашке имеется заплатка. И потом, кто не участвует во всём этом, но ничего и не делает для того, чтобы предотвратить зло, ответственен в той же мере. Напротив – это ещё хуже.
— Пенни, мне было всего шестнадцать лет.
— Даже Менгеле было шестнадцать лет, но я уверена, что добрый день у него начинался с утра [5].
Игорь весело засмеялся.
— Ты сравниваешь меня с Менгеле? Окей, я тоже был осмотрительным маленьким засранцем, но клянусь тебе – я изменился.
— Как же так? Почему ты изменил свои взгляды?
— Я просто повзрослел и понял истину.
— Ах, да? И позволь узнать какую?
— Большинство из присутствующих там – всего лишь кучка неудачников. Бывшие школьные королевы красоты преждевременно увядают, бывшие квотербеки провалились, а папины сыночки нюхают кокаин. Ребекка в тридцать лет будет выглядеть как твоя бабушка, вот увидишь.
— Моя бабушка лучше, чем она.
— Я всегда любил этот твой боевой дух.
— Спасибо Игорь, ты вообще офигенный лжец. Подожди немного, – Ребекку не устраивает то, как складывается вечер. Она хотела увидеть меня долбаной нищебродкой и с более уродливым чем у неё парнем и так как этого не случилось то она перешла к плану «Б»?
— Что за план «Б»?
— Я не знаю, например, убедить тебя прийти сюда, делая вид, что ты на моей стороне, а потом сделать какую-то подставу? Типа затащить меня в постель и в самый приятный момент сделать несколько снимков, чтобы выложить в Твиттер?
— Ты не можешь действительно думать о чём-то подобном.
— Думаю, и ещё как. Яблоко не падает далеко от дерева. И я советую тебе сейчас же валить ко всем чертям. Если ты записываешь наш разговор, или если Ребекка стоит за дверью чтобы посмеяться, то вы оба должны знать, что...
— Слушай, Пенни, — перебил он твердо. — Ты мне очень нравишься, и нравилась уже в школе. Ты с первого дня меня заинтриговала, потому что среди кучки фальшивых бунтарей, ты была единственной настоящей бунтаркой. И потом, ты была хорошенькая. Я всегда думал, что твои глаза и губы самые сексуальные в мире. Ранее, во время игры, я чертовски хотел поцеловать тебя. Жаль, что Маркус такой собственник. На мгновение я испугался, что он хочет меня убить.
— Перестань говорить ерунду. Меня ты не обманешь.
— Я не хочу обмануть тебя и это не ерунда. Хочу только объяснить, почему я никогда не сделал шаг вперед. Ребекка мне призналась что ты лесбиянка.
— Что?
— На самом деле, ты была такой особой, замкнутой и не встречалась с парнями. Не вини меня, если я поверил.
— Ты знаешь, как мне плевать на то, во что ты верил. Для меня вы оба, можете пойти и повеситься на своих кишках. А теперь я ухожу, этот праздник полное дерьмо.
— Без сомнения. Но насчет Ребекки… насчёт одной вещи ты угадала. Я думаю, она действительно собирается перейти к плану «Б», потому что ты не дала ей удовлетворение унизить тебя перед всеми.
— Я была уверена. И теперь, какой ход ты сделаешь?
— Я никакой. Она сама будет предпринимать следующий шаг.
— Конечно, я боюсь этой палки от метлы. Пусть начинает.
— Я… э-э... в это время она уже вступила в действие.
— В действие? Что ты имеешь ввиду? — спросила Пенни, оглядываясь вокруг, словно Ребекка действительно могла бы спрятаться где-то в этой большой комнате, полной настенных росписей.
— Не то чтобы она призналась в своих намерениях, мы не самые хорошие друзья какими были раньше. Но некоторое время тому назад она сказала Мордехаю, что спуститься в подвал, чтобы взять несколько бутылок хорошего вина.
— Надеюсь, что её съедят мыши.
Игорь покачал головой, наблюдая за Пенелопой с сожалением.
— Она попросила Маркуса сопровождать её.
Пенелопа быстро встала на ноги, с хаотичным биением сердца, отдававшимся по всему телу.
— А он? — спросила, прерывающимся от одышки голосом.
— И он согласился.
Она была уверена, что Игорь продолжал рассказывать что-то, поскольку слышала за спиной его голос, но не способна была бы пересказать о чём. Спустилась по лестнице на автомате с мышлением робота и такой же раскованностью движений. Напряжённая и отчаянная. Боль, словно туман просочилась внутрь через уши.
Внизу продолжался праздник без какого-либо интереса к её проблемам. Они усилили громкость музыки, ели, пили, танцевали, курили. Кто-то, полностью одетый нырнул в бассейн. Кто-то ещё листал альбом со старыми фотографиями.
Похожая на многие другие встречи – немного ностальгическая и немного циничная.
За исключением того, что Ребекка и Маркус в подвале, без сомнения, трахались. В этом она была полностью уверена.
Первая реакция была спросить у Игоря, где этот проклятый подвал.
— Я провожу тебя, — ответил он. — Но если ты туда спустишься и покажешь, что произошедшее заставляет тебя страдать, то позволишь ей выиграть, ты так не думаешь?
— Прекрати изображать советника, сукин ты сын, — огрызнулась Пенни. Проходя мимо шведского стола, она на лету схватила бокал с сухим Мартини и залпом проглотила его. Потом уставилась на Игоря с ненавистью, на которую была в этот момент способна, хотя большая её часть адресовывалась Маркусу.
— Так, я поняла — ты пришёл наверх, чтобы отвлечь меня своей болтовнёй, только для того, чтобы дать время этой суке сделать мне подножку.
— Нет, клянусь! Поверь мне!
— Да пошёл ты на хер! Скажи мне только, где подвал и проваливай.
Он ей объяснил, а потом Пенни категорично послала его куда подальше, так что Игорь отстал.
Спустилась вниз на один лестничный пролет. Нашла деревянную дверь, про которую объяснял Игорь. И обнаружила её запертой изнутри. Не было причин запираться там, если бы они не преследовали плохие намерения.
Пенни остановилась перед этим препятствием, и поняла, что плачет. Гнев, тщетные ожидания, разочарование. Испытывала всё вместе, как в кружащемся калейдоскопе и не могла перестать плакать.
Тогда она поняла, что войти и устроить сцену, было
