Пенни даже не закончила говорить, а я оказываюсь прижат к ней. Я пригвоздил её в угол. В моей голове мигает только одно слово. «Сука. Сука. Сука». А потом... «Чёрт возьми, я люблю тебя, сучка». Я ненавижу тебя, но я люблю тебя. Я сжимаю ей шею пальцами одной руки. Чувствую, как движется её горло. Мы так близки, что наше дыхание перемешивается.
Хотел бы я сделать что-нибудь, что угодно – целовать её, трахнуть её, оскорбить её. Но я ничего не делаю. Я чувствую себя точно так же, как дерево, в которое ударила молния. У меня пожар в груди и сталкивающиеся друг с другом мысли из-за которых не в силах больше ничего понять.
Я просто знаю, что она меня не любит.
Тогда взрываюсь лживым смехом, потому что желания смеяться у меня нет. Отпрыгиваю назад, отпускаю её тонкое горло и мгновение, которое мне кажется столетием, внимательно на неё смотрю. Я разглядываю её и думаю, что это последний раз, когда вижу Пенни. Её яркие волосы, губы, персикового цвета, глаза, наполненные нежностью и штормом. В данный момент они полны бури и её тело, которое больше не принадлежит только мне. Это последний раз когда я её вижу, и понимаю, что если б мир был колодцем, то ровно через минуту, после того как выйду отсюда, я в него упаду. Выхожу из квартиры, хлопнув дверью. Я больше никогда её не увижу.
Задерживая дыхание поднимаюсь в мансарду. Франческа ждёт меня. Я смотрю на неё и говорю:
— Мы уезжаем, немедленно.
Думаю, что время умереть у меня есть завтра.
Глава 29
Франческа
Как только я её увидела, то сразу же возненавидела. Толком, не понимая почему. Или, может быть, я знала. Меня раздражало то, что Маркус рассказал ей о себе, о нас. Но я не могла показать свою ревность. Я никогда этого не делала. Поэтому в действительности, когда ему написала, то не отобразила огонь, бушующий у меня внутри. Я потушила пожар. Написала в общем о нас, рассказала ему о моей жизни в клетке, поделилась тем, что собираюсь сделать с ним, как только выйду. Всего, я бы съела его всего.
Получив от него ответ, я хотела сломать решётки, которыми меня держали внутри, и выйти прямо сейчас. Потому что его письмо представляло собой концентрированные потуги ненужного дерьма. Всякая чушь о его жизни, фигня о его квартире, всякая ерунда о том, как меня ждёт. Даже ни одного слова в сторону лика этого грёбаного ангела. Страница полного дерьма, на первый взгляд горячего, но приторможенного. Как будто он боялся, что написав свободнее, он может заставить меня догадаться слишком о многом. Что я должна была не понять? Что он влюбился в неё?
Не думаю, что он сделал это специально. Не верю. Но невозможно прожить в течение двадцати четырёх лет в дерьмовом мире, в котором ты учишься быть осторожной вплоть до запятых, потому что иначе заплатишь своей кожей, и не понимать на лету, то, что нужно понять. Ты становишься хитрой. И когда ты любишь так сильно, то становишься сообразительнее в два раза.
Я не смеюсь больше тринадцати лет.
Маркус – единственный мужчина, который коснулся моего тела, не загрязняя его.
Не выношу ничьих прикосновений, даже сделанных случайно. Не говоря уже о тех, кто прикасается намеренно. Если бы он не убил того ублюдка из клуба, то это сделала бы я сама.
Я ненавижу даже людей, которые пялятся на меня на улице.
Ненавижу фотографироваться.
Я ненавижу любого человека, который хочет меня похитить, украсть, остановить, обыскать.
У меня есть только он.
Но теперь у него есть не только я.
✽✽✽Выхожу на несколько дней раньше, чем ожидалось, и приезжаю к нему, надеясь сделать сюрприз. Но сюрприз делает для меня он. Ошеломлён – да, но не в том смысле, каком я хочу. В его глазах скрываются миллионы ребусов. Занимается любовью, как будто выполняет свою обязанность.
По ночам я смотрю на него, притворяясь спящей. Он курит, погружённый в адское пламя. Затем берёт холодное пиво из холодильника. Мы пьём, как в старые времена, и, наконец, он свободен. Но это не утешает меня. То, что он меня по-настоящему трахает только по пьяни, совершенно не утешает.
✽✽✽Выходим купить что-нибудь перекусить, и вот тут, на тротуаре, картина становится настолько понятной, что меня чуть не вырвало. В нескольких метрах от нас вижу личико грёбаного ангела. Она вместе с парнем. Оба садятся в машину и уезжают.
Маркус смотрит взглядом убийцы, который хочет пролить кровь, как другие сеют семена пшеницы. Я замечаю, как смотрит на них, вижу, как смотрит на неё. У меня трясутся ноги, и внезапно чувствую себя опустошённой, пустой-пустой и в ярости. Ощущаю себя более одинокой, чем изнасилованная маленькая девочка, которая бритвой режет вены. Когда мы поднимаемся, то спрашиваю его об этом. Бесполезно ходить вокруг да около и делать вид, что не прошли четыре года и два месяца. В особенности эти два долбаных месяца. Сначала он продолжает двигаться по этой проклятой зеркальной стене. Но потом соскальзывает. Когда признаётся что любит её, то я чувствую, что у меня нет завтрашнего дня. Я всё ещё в тюрьме. Нет, хуже. Я до сих пор в своей спальне с насилующим меня отчимом.
✽✽✽Она любит его. Чёртов ангел, его любит. Я смотрю на неё, и мне не остается ничего другого, как только использовать эту любовь против неё. Я не вру ей в том, что говорю, но преувеличиваю. И не собираюсь открывать ей самую болезненную тайну, я не рассказываю ей то, что прочитала в его глазах – жаждущую любовь, ревность, неожиданную и ужасающую хрупкость. Она слушает меня и верит, чему позднее появляются доказательства.
Через несколько часов Маркус, наконец, возвращается домой. Лед и сталь вернулись в его взгляд. Он собирает свои вещи в тот же мешок, который прежде бросал в стену. Я собираю свои и мы уходим.
Глава 30
На мгновение Пенни повернула лицо к витрине, чтобы посмотреть на грозу, бушующую с бешеной горячностью, и спросила саму себя – куда пропало солнце. Она совершенно позабыла об ощущении тепла на щеках и красоте мира, который озаряет солнечный свет. В течение нескольких дней, Пенни не видела ничего кроме дождя. Этот город без солнца становился одним серым переулком.
— Мисс, я жду своего жареного цыплёнка, — окликнула её женщина крепкого телосложения. Пенелопа перед ней извинилась и поставила ей под нос тарелку с блюдом, которое та заказала.
В этот момент, перед входом она увидела его,