Господин откровенно смутился и отвел взгляд. Похоже, список кандидатур, подходящих с точки зрения высокой политики, находился в процессе разработки.
Малкольм уставился в потолок.
А уши покраснели.
Глава 19
Приемный покой я покидала в странном состоянии полного равнодушия. Похоже, успокаивающее зелье оказалось куда как крепче, чем я предполагала.
Но это даже хорошо.
Очень хорошо.
Я трепала браслет, который должен был защитить меня от большинства известных ядов и запрещенных зелий, а также непосредственного физического воздействия вплоть до пятого уровня.
Уровни мы еще не проходили.
Малкольм уныло брел сзади.
Конвой не конвой, так, живой укор совести, который вызывал у окружающих явное возбуждение. Я и забыла, что времена, когда на территории университета было безлюдно и спокойно, минули. Нас окружали толпы студентов и, что куда хуже, студенток.
Торжественная часть завершилась, и мантии исчезли, сменившись многоцветьем нарядов. Платья и брючные костюмы. Юбки узкие и юбки пышные. Рубашки. Жакеты. Кружево и банты…
Девушки сбивались в стайки и щебетали.
Щебетали…
Смотрели на Малкольма и отводили взгляды, играя в скромность. Мне почему-то сразу было ясно, что это именно игра. Кокетливые взгляды. Вздохи. Пальчики, касающиеся губ, и ручки, взлетающие над волосами, чтобы поправить прическу.
Блеск камней, настоящих ли, поддельных… Всего этого стало слишком много.
– Слушай, – я остановилась перед радужной толпой, отделявшей меня от тихой общежитской жизни. То есть некогда тихой, а теперь вот сомнительно. – А давай ты в другую сторону пойдешь?
– Зачем? – сквозь зубы процедил Малкольм.
– Они за тобой ринутся, а я домой… тихонечко… поверь, это поможет наладить отношения лучше, чем все подарки, которые ты заготовил.
Малкольм фыркнул и тряхнул рыжей гривой.
– А ты откуда знаешь? – поинтересовался он с некоторой опаской.
Я пожала плечами:
– Ты же привык откупаться от проблем, разве нет?
Сопение стало громче, обиженней.
– А что мне сделать? Прощения просить?
– Не мешало бы…
А вот и подружки давешние… интересно, что здесь делают? По виду их и не скажешь, что готовы заселиться в нечеловеческие условия общежития для бедных. Стоят. Явно ждут кого-то… ишь, шеями вертят. Вот замерли, меня заметив, и одна пихнула локтем другую.
Ага…
Претензии предъявлять станут.
– Извини, – Малкольм выдавил это слово явно через силу. – Я был не прав. Я не должен был… так поступать.
Еще бы ножкой песочек ковырнул, раскаяние изображая.
– Я тоже.
Вежливость требовала ответа, и кажется, что это рыжее недоразумение теперь от меня не отвяжется, даже если я чудесным образом решу нашу общую проблему.
Успокаивало, что хоть руки распускать не посмеет.
– И что теперь? – он закрыл глаза, явно прислушиваясь к ощущениям.
– Понятия не имею…
Девицы приближались.
Лавандовая вела, а подружка ее держалась чуть в стороне, явно не желая участвовать в грядущем бою, но и не смея просто-напросто исчезнуть.
– Ты, – лавандовая остановилась в двух шагах и ткнула мне в грудь пальцем. Мизинчиком… интересно, если пожелать, чтобы он отвалился, что произойдет?
Как-то подумалось, и… не по себе стало.
Маг жизни?
Ага, полезное умение. Но куда полезней другое… скажем, пожелать кому-нибудь скоропостижной кончины – и это ж никакие телохранители не спасут. Идеальный киллер… и странно, что меня вообще в живых оставили. Я бы вот не оставила, то есть где-нибудь на отдаленном острове, в тиши и под хорошей охраной, даже не человеческой… Если они здесь додумались до машин на магии, то и охранные системы какие-никакие сочинили бы, и жила бы я… долго и несчастливо.
Я икнула.
И кажется, побледнела, если лавандовая девица вздернула подбородок. И выражение лица ее стало таким предвкушающим.
– Ты, – повторила она.
– Я, – согласилась я.
– Что?
Девица нахмурилась. А интеллекта она, похоже, небогатого. Есть в мире равновесие… кажется. При ближайшем рассмотрении девица оказалась довольно симпатичной. Личико сердечком, губки бантиком, бровки домиком – на гномика она не походила, но было в ней что-то такое, донельзя мультяшное. Прям хотелось взять и пощупать, убеждаясь, что она все-таки живой человек.
– Я – это я, – сказала я, – во всяком случае, сегодня.
– А завтра? – подал голос Малкольм.
– Кто знает, что будет завтра…
– Ты должна извиниться! – лавандовая топнула ножкой.
– Перед кем?
– Передо мной!
И снова ножкой топнула.
– Почему?
Не то чтобы мне и вправду интересно было, мало ли кто там что себе вообразил, я этому воображению соответствовать не обязана, но… так, поддержания беседы ради.
Любопытно, когда их терпение иссякнет?
Не мастера Варнелии, а ректора и того господина, всучившего мне Малкольма. Когда они сообразят, что маг жизни из меня если и выйдет, то дефективный? Я и силу-то свою чувствовать не научилась, а от меня чудес ждут.
– Из-за тебя нас наказали.
Малкольм фыркнул, и девица слегка покраснела. А потом смущенно так потупилась, разом преображаясь. Ага, вот теперь передо мной стояла не грозная мстительница, а маленькая и несправедливо обиженная девочка, еще бы пару бантиков в кудряшки для полноты образа и леденец на палочке.
Можно даже в кудряшки.
– Вас наказали из-за собственной дури, – на розовое и слюнявое у меня была аллергия.
Давняя.
Пожалуй, еще с тех пор, когда Машенька, староста нашего класса, выпячивая губки и присюсюкивая, сообщила, что мне больше в нашей тесной тусовке не рады. Помнится, на ней было розовое платьице с пышной юбкой, и розовые туфельки, и еще что-то, тоже розовое и сладкое. А Димочка, мой давний приятель, которого я всерьез – наивное дитя – полагала верным другом, промолчал и отвернулся.
Ты же понимаешь, Марго…
Я не хочу ссориться со всеми, просто…
Я на твоей стороне, только не надо это афишировать…
Ага…
– Да как ты смеешь…
– Обыкновенно.
– Знаешь, кто я? – девица скрестила руки на груди. – Мой отец…
– Полагаю, не совсем адекватно вас оценивает, госпожа Ильяна, – Малкольму, кажется, надоела эта недоистерика. – В первый же день учебы опозорить семью – на это мало кто способен. Впрочем, о вас в обществе всякое говорили, но, признаюсь, я полагал, что правды в этих слухах немного…
Он перевел взгляд на вторую девицу, которая держалась в тени и молчала.
– Боюсь, я буду вынужден сообщить вашему отцу, что вы связались с на редкость неподходящей особой… Маргарита, ты, как мне кажется, устала. Позволишь проводить?
Позволю.
Отчего ж не позволить…
Девица открыла рот. И закрыла. И в глазах ее мелькнуло что-то такое на редкость недоброе… кажется, одним врагом у меня стало больше.
– Куда ты меня ведешь? – я очнулась уже за общежитием.
– Туда, – Малкольм указал на сад. – Все равно пока все не заселятся, покоя не будет. И в нашем бедлам стоит, а что у вас творится, и подумать страшно. Посидим, поговорим…
О чем?
О том, что я представления не имею, как все исправить? И конечно, буду стараться, желать ему всяческого здоровья и несгибаемой потенции… хотя с этими пожеланиями тоже аккуратней надо. Вряд ли он обрадуется, если вдруг и вправду сбудется. Нет, надо вернуть все как было, вот только понятия не имею, как это сделать.
Я вздохнула.
А Малкольм осторожно сжал мою ладонь.
– Извини, – повторил он куда как искренней.
– И ты меня… если бы знала, я бы в жизни… – сложно
