Его величество окружили самые прелестные дамы, и не то чтобы он хранил верность, это было бы чересчур. Но после каждого романчика он возвращался к своей прекрасной леди. И наделял ее еще большей властью.
– Знаешь… – Кернинг тронул еще одно кольцо, и воздух сгустился. – Я бы не был столь… уверен, скажем так… я не стану утверждать, что ребенок был, но и не возьмусь утверждать, что его не было…
Он присел.
Прикрыл глаза.
– Незадолго до… несчастья… скажем так, леди занемогла и удалилась в поместье, подаренное его величеством… правда, не добралась, я-то знаю… слуги не умеют молчать, даже самые проверенные. Понятия не имею, где она была… несколько месяцев. Она появилась при дворе аккурат накануне… несчастья. Тогда многие отметили, что леди и вправду выглядит больной, однако… правды никто не знает. Она взошла на ту баржу. И стояла по левую руку короля. А на голову ее возложили драгоценную диадему, которая донельзя походила на малую корону.
Вызывающе.
И оскорбительно. Пожалуй, не погибни королева вместе со всеми, можно было смело обвинить ее в причастности. А так… нашли пару фелисских активистов, казнили показательно. Ужесточили таможенный досмотр, а новоявленный король добавил вето на вывоз редкоземельных элементов, снятия которого фелиссийцы добивались без малого пятнадцать лет…
А ведь явных доказательств их вины не нашли.
Вообще доказательств чьей-нибудь вины. И тварь загадочно молчала, мол, стихийные явления вне ее ведения, тем более ее-то на воды привезти не удосужились.
– Этого мифического ребенка искали… как понимаешь, его величество был достаточно… взрослым человеком, чтобы понимать, чем чревато появление неучтенного, так сказать, наследника. Более того, очевидно, что, будучи привязан к матери, он близко к сердцу принимал ее обиды. И леди Гиацинт…
Романтическая история, о которой какой-то безумец сочинил пьеску и даже умудрился поставить, хотя постановку закрыли на второй день. Но… о ней говорили, шептались и, думать нечего, ставили в домашних театрах, наслаждаясь чужой выдумкой.
– Однако, насколько мне известно, ребенка не нашли…
И на этот счет у Фредерика имелись собственные мысли.
– А вот теперь я думаю, почему он просто не спросил у твари… – Кернинг вытащил гребешок и кое-как пригладил остатки волос. Протер лоб специальным составом, убирая ненужный блеск. Тронул пуховочкой. Вытянул губы, любуясь в ручном зеркальце, которое он, сообразно статусу и Уложению, носил на поясе. Причмокнул.
– Потому что она не ответила бы. Она не вмешивается во внутрисемейные дела. А ребенок такой же носитель крови, как и его величество… я так полагаю.
– Понятно. Но… если бы его не было, она бы сказала?
Как знать.
У твари странное чувство юмора.
– А с другой стороны, в нынешней ситуации лучше пусть он будет, нежели нет… Ты на бал придешь? Конечно, придешь, куда ты денешься. Только, умоляю, не в черном. Он сто лет уже как вышел из моды. И если тебе в твоем университете это неизвестно, то послушай знающего человека…
Маска сплетника и человека недалекого, которую Кернинг носил всегда и с немалым удовольствием, села идеально. Он еще надул щеки, тронул левую языком, отчего та выпятилась, обвел губы прозрачной палочкой блеска…
– Зеленый… всех оттенков… Его величество заказал костюм цвета палешского нефрита. Ее величество, как понимаешь сам… тебе я бы рекомендовал цвет темный…
– Спасибо.
– Кстати, – Кернинг отложил зеркальце и, взявшись за парик, привычно натянул его на лысину. – Я вот в последнее время не могу отделаться от мысли, что если б затеял перемену мира, то лучше времени не найти. Ежегодный бал-маскарад… традиции, и все такое… но символично… охренительно символично.
Глава 47
В моей комнате кто-то был.
Я остановилась и втянула воздух. Так и есть, духами пахнет… женскими… дорогими, судя по тому, что до сих пор держался именно аромат, а не кетоновая отдушка.
– Что? – Малкольм потянулся к поясу, с которого ныне свисало полдюжины полированных камней. А еще бляшки, висюльки, мешочки какие-то, и все это вкупе с джинсами смотрелось, мягко говоря, странновато.
– Тут кто-то был, – я чихнула.
А запах знакомый… нет, Арина использует другие духи, с прохладным ароматом, а эти…
– Погоди… – Малкольм отступил и меня потянул. А потом сдавил браслет свой и велел: – Ждем.
Мы и ждали.
Подпирали стенку, говорили о чем-то… не знаю даже о чем, главное, что разговор этот изрядно отвлекал от мыслей, что в моей комнате могло кому-то что-то понадобиться.
Надеюсь, не бабушкин конверт.
Надо было с собой взять. Теперь, если стащили, локти кусать буду.
Мастер Витгольц счастливым от этой встречи не выглядел. Судя по белой рубашке, фраку и галстуку-бабочке, мы его откуда-то выдернули.
– Ну? – он уставился на Малкольма, и рыжий моргнул, но взгляд выдержал.
– Там, – он указал на дверь, – кто-то был… ее не было, а…
– Понятно.
– Женщина, – уточнила я. – Или девушка… духами пахнет. Пахло, когда вернулись. А дверь я запирала. Я всегда запираю дверь.
Привычка с той еще жизни, когда, оставленная открытой, дверь гарантировала шмон. Мамаша, сколь бы в дурном состоянии ни находилась, нычки мои вскрывала на раз. Тоже дар латентный, не иначе… и главное, как бы я ни извращалась, а она…
Мастер приоткрыл дверь и, вытянув шею, заглянул в комнату. Застыл. Спина его, слегка горбатая, была черна и… честно говоря, фрак на нем смотрелся как на корове скаковое седло. Болтались фалды, и хотелось подергать за них, проверяя, крепко ли держатся.
– И когда мы пришли, – добавила я, – дверь была заперта.
Надо будет замок поменять, а заодно поинтересоваться, у кого это вдруг ключ от моей комнаты завелся. Хотя… в моем мире отмычки существовали, а в этом наверняка додумались до чего-нибудь поинтересней.
Длинный нос мастера двигался.
Уши шевелились.
И в какой-то момент возникло ощущение, что человеческая хрупкая шкура треснет, выпуская истинную сущность. Но нет, мастер медленно просочился в комнату и замер.
Пальцы его зашевелились.
На мгновенье над ладонью его появился разноцветный шарик, который лопнул, выпуская с полсотни мыльных пузырей. Те поплыли по комнате, делясь и заполняя ее. Сталкиваясь друг с другом или стенами, пузыри не лопались, но прогибались, сдавливались, меняли форму.
Пахло это дело мылом, причем хозяйственным.
Мастер чихнул.
И потер нос.
А потом велел:
– Отойдите-ка…
И Малкольм потянул меня за плечо, заставляя отступить. Пузыри же налились тревожным красным светом. Лопнули они одновременно с премерзким скрежещущим звуком.
– Твою ж… – мастер стряхнул с волос что-то липкое и темное.
Фрак… что ж, надеюсь, его утешит, что без фрака он смотрится куда как приличней? Буро-зеленая слизь, смердящая уже отнюдь не мылом, медленно стекала с плеч.
– Как всегда… – Витгольц добавил что-то на незнакомом мне наречии, вряд ли великосветское. – Что ж… полагаю, ты найдешь где переночевать, пока здесь почистят.
Чистить придется изрядно.
Слизь расползалась по стенам, грязными сталактитами свисала с потолка. Что-то набухло, лопнуло со всхлипом, выпуская некогда лаковую штиблету мастера. С тихим шипением растворялись остатки ковра и, кажется, покрывало…
Книги…
Твою
