Смех был бы истерическим.
Нет, я влюбилась?
Иначе какое мне дело до его невесты? Есть она, не есть. Меня это должно волновать сугубо с практической точки зрения, поскольку появилось такое вот дурное предположение…
Уж больно кривая затея.
И главное, в голову не только мне пришла, если Малкольм нахмурился и сказал:
– Это невозможно.
– Что именно? – местная луна спустилась и зарозовела паче прежнего, этакое стыдливое обличье.
– Она, конечно, не самый приятный человек, когда полагает, будто кто-то… или что-то… нарушает ее планы, – слова он подбирал осторожно.
Значит, невестушка еще та истеричка.
– Однако подобные шутки… несколько чересчур…
– Я ее знаю?
Вздох.
Нет, в смысле, если на одном курсе учусь, то, конечно, знакома, хотя бы сугубо визуально, но… чуется, что знакомство наше немного более тесное, нежели с прочими однокурсниками.
– Леди… Синтия… у вас с ней был конфликт в начале года…
– Это не та, которая…
– Нет, – Малкольм поспешно замотал головой. – Это ее лучшая подруга и, как мне кажется, она дурно на Синтию влияет. Сама она довольно тихая девочка…
Про тихий омут, похоже, здесь не слыхали. А вот мне интересно, папенька этой милой девочки, случайно, не имеет доступа к тварям редким, к примеру, гадюкам? Или вот… хотя нет, тогда в парке и Малкольму досталось бы, а, насколько я успела разобраться в местной психологии, женихами здесь не разбрасываются.
Надо будет побеседовать с мастером.
И опять же… почему местные спецслужбы это дело прозевали? То ли ввиду отношения предвзятого – какие личные разборки, когда заговор против короны зреет? То ли… не прозевали, а не сочли нужным вмешиваться.
Ладно.
Это все позже.
Я взяла рыжего за руку и сказала:
– Пошли, что ли… а то замерзла как собака.
Глава 48
Дорогая Маргарита!
Я пишу это письмо, прекрасно осознавая, сколь ты удивлена, но вряд ли обрадована произошедшим. В душе моей теплится надежда, что я все-таки ошибаюсь в прогнозах и потому прочесть его тебе не доведется, однако в кои-то веки мои сердце и разум пребывают в гармонии.
Так случается перед скорой смертью.
Я слышала, но, признаюсь, никогда-то не верила в подобные истории, полагая их досужим вымыслом. Ныне же я испытываю огромное, просто непреодолимой силы желание рассказать, наконец, обо всем…
Я отложила первый лист. Да уж, слов много, туману еще больше, а смысла… покосившись на Малкольма, убедилась, что никуда-то он не исчез. Сидит в кресле, хмурый, насупленный, что сыч, того и гляди заухает. Небось полез в себе копаться и страдать по поводу наличия подозрительной невесты.
Или не подозрительной?
В общем, не мое это дело.
Совершенно.
Я завтра просто-напросто найду эту красавицу, и… там уже поговорим, по-своему, по-девичьи.
Почесав кулак, я взяла второй лист из пухлой стопки.
…Чужие тайны сделали меня заложницей собственной жизни, которая в ином случае могла пойти иначе. И не только моя, как понимаю теперь. Я не умею испытывать сожалений, да и история не знает сослагательного наклонения, однако печать молчания и клятва, державшие меня столько лет, ныне исчезли. И это вновь же является предвестником скорой моей смерти. Я пытаюсь угадать, чье обличье она изберет, но… слишком больно думать о том.
Я вздохнула.
А моя бабушка, настоящая, а не эта вдруг обретенная, никогда не любила жаловаться. Говорила, что смысла в жалобах особого нет, а привыкнуть легко. И вот уж жизнь твоя превращается в поток слез и горестей. Наверное, был в этом смысл.
Был.
И посочувствовать старой леди не выходило.
Сама виновата…
…Однако тебя, полагаю, нетерпеливое дитя техногенного мира, выросшее в обществе иного склада, утомили мои разглагольствования…
Еще как утомили.
…но я воспользуюсь правом мертвеца на последнее слово. Засим силой своей и клятвой, данной пред лицами богов, с которыми моя душа встретится в самом скором времени, подтверждаю, что каждое слово здесь – правда, что история, мною изложенная, верна и может быть использована в королевском суде, если ты сочтешь, что так тому и быть.
Что-то мне это вступление про суд совсем не понравилось. Судов я не любила, хотя и бывать в них не доводилось. Нелюбовь эта была, так скажем, заочного плана. Да и… тайн чужих мне довольно.
Малкольм глаза прикрыл.
Устал?
Он сейчас быстро устает. И боли появились, пока еще слабые, фантомные. Кольнет и отпустит… заноет, потянет и снова отпустит. Я хочу стереть их. И, дотянувшись до его руки, прикасаюсь пальцами. Теплая ладонь, шершавая кожа, которая совсем скоро покроется красной сыпью.
Ее будут лечить.
У них здесь есть и мази, и настои… от кожных хорошо помогает вытяжка из чистотела и корня белого копытника… только эти язвы так просто не закрыть.
Проклятье!
Я должна… сила не лилась потоком. Сочилась едва-едва, и каждую каплю приходилось практически выдавливать. Ничего. Выдавим.
Сумею.
– Не стоит, – он сам убрал руку. – Ты еще не до конца сама восстановилась. А я… я как-то начинаю привыкать к мысли о том, что скоро… И прав отец, если мои дети это унаследуют, то лучше им вообще не появляться. Я умру, а он будет жить… Каждый год меня проверяют целители… проверяли. Иногда дважды или трижды за год. Брали кровь. Волосы. И не только их. Лезли внутрь, пытаясь обнаружить признаки… или выдать заключение, что я совсем здоров. И если сперва я не понимал, что происходит, то… потом начал бояться. Каждый раз после осмотра, когда говорили, что я здоров… пока здоров… отпускало. Этого хватало на пару месяцев… потом появлялось беспокойство… легкое такое… начинаешь поневоле прислушиваться к себе. Искать… вот тут закололо. Или одышка появилась. Или… главное, чем больше ищешь, тем больше находишь. Ты же знаешь, как это бывает.
Знаю.
В теории. На практике я отличалась завидным здоровьем, простуды и те обходили меня стороной, а если вдруг и привязывалась какая-то зараза, то ненадолго.
– Чтобы заглушить этот голос, я начинал вести себя… неправильно. Ввязывался в какие-то истории… однажды сбежал из дому, чтобы бродить по городам пешком, зарабатывать на жизнь музыкой… вдохновение, романтика дороги… на третий день меня отловили местные, которым не понравилось, что я лишил хлеба их парня. Тот в кабаке до меня играл. В общем, в себя я пришел уже в клинике, с сотрясением, парой трещин в ребрах и отбитыми почками… это на некоторое время вправило… с Раем… спор – это весело. Отвлекает, да… позволяет чувствовать себя этаким кукловодом, хотя на самом деле все мы куклы богов.
Да уж, оптимизм из рыжего так и прет. С другой стороны, не факт, что в его ситуации я сама не ударилась бы в перманентную депрессию.
– Поэтому… мне жаль, что я тебя обидел.
– Ты уже говорил.
– А ты услышала?
– Услышала, – я протянула листок. – На вот, отвлекись… заодно советом поможешь. Чую, сама я в этом не разберусь.
…Мне было не так много лет, когда судьба свела меня с некой
