– Ага. Корюшина уж больно она раздражает.
Руденко изобразил виновато-хитроватую улыбку. Он знал, что Корюшин и Ольга переживали в настоящий момент особо бурную, чреватую опасными ссорами и разводами фазу своего «служебного романа». Руденко приблизился к окну.
– Как вы можете работать в таком шуме? – стоя к Ольге спиной, с игривой интонацией спросил Руденко.
– Сама себе удивляюсь, – кокетливо ответила Ольга.
– А ведь это собака Милославской… – изумился Руденко, увидев Джемму, которую тут же узнал.
Поводок, сшитый из брезента, волочился по снегу. Джемма и вправду неистовствовала, она нещадно облаивала входящих и выходящих из отделения людей. Руденко, озабоченный и чувствующий что-то неладное, вернулся в кабинет.
– Что-то не нравится мне все это, – озадаченно произнес он, снимая трубку с рычага.
– Ты о чем? – насторожился Корюшин.
– Не может она вот так бегать беспризорной. Значит, что-то случилось. Не убежала же она от Яны!
Насчитав пятнадцать длинных гудков, он повесил трубку. Его лицо омрачилось.
– Та оно и есть, – задумчиво произнес он.
Корюшин ответил ему недоуменным взглядом. Руденко спустился на улицу в одном кителе. Джемма сразу же узнала его и кинулась к лейтенанту со всех ног.
– Ну чего-чего? – спрашивал он ее, в то время как Джемма скакала возле него, а порой норовила и лизнуть его в губы, высоко подпрыгнув.
– Где твоя хозяйка?
Джемма громогласно залаяла, сев на снег и неотрывно глядя своими умными темными глазами на удивленного Руденко.
– Дома ее нет, ты бегаешь сама по себе… Что-то случилось?
В ответ полетел истошный лай.
– Ну успокойся, успокойся, – вздохнул Руденко, ловя на себе насмешливые взгляды ментов, стоявших кружком на крыльце отделения. – Ты знаешь, где она?
Джемма обрадованно гавкнула и тут же умолкла. «Как в цирке», – подумал Руденко.
– Отведешь меня к ней?
– Гав! Гав! – услышал он в ответ.
– Хорошо-хорошо, пошли-ка, а то ты тут всех пугаешь, ишь ты, зверюга какая умная, хитрющая ты зверюга, Джемма, – Руденко похлопал Джемму по шелковистой спине.
Он поймал поводок, укоротил его и повел Джемму в отделение. Она не сопротивлялась, гордо ступая рядом с ним. Выслушав иронично-пошловатый комментарий приятеля, тоже старшего лейтенанта, Руденко поднялся с Джеммой на второй этаж. Собака успокоилась, но по ее упругим стремительным движениям и по тому, с какой одновременно опаской и надеждой вскидывала она голову и смотрела на Руденко – точно боялась, что он передумает искать ее хозяйку – было видно, что она напряжена и нетерпеливо ждет решительных действий. В коридоре Руденко столкнулся с Огурцовым. Тот сильно удивился, увидев начальника, ведущего на поводке собаку. Джемма угрожающе заурчала, и если бы не резкий рывок Руденко, дернувшего ее за ошейник, бросилась бы на Огурцова. Тот испуганно отскочил, попятился, с возмущением и страхом глядя на собаку.
– Какого хрена…
– Собака Милославской, – торжественно изрек Три Семерки, словно эта короткая фраза могла что-то объяснить потрясенному Огурцову. – С хозяйкой, видно, что-то случилось. Говорил ей, – по-медвежьи качнул он головой, – не лезь ты со своими пророчествами…
Он тяжело вздохнул. Джемма залаяла, стала рваться с поводка.
– Не любит она тебя, – усмехнулся Руденко.
– Ненормальная, – с опасливым презрением посмотрел на Джемму Огурцов.
– Ты вот что, – нахмурился Руденко, чьи сдвинутые на переносице брови говорили о напряженном мыслительном процессе в крупной круглой голове, – прихвати Самойлова с Канарейкиным и выходите. Женщина попала в беду, надо ей помочь.
Джемма, как показалось Руденко, с благодарностью взглянула на него.
* * *
– Ну что, – хмельными глазками посмотрел на Яну Шатап, – не придумала больше ничего?
Яна отрицательно покачала головой.
– «Уж полночь близится, а Германа все нет», – осклабился он, извлекая на свет божий остатки своих школьных знаний, – не везет тебе.
– Вам тоже не повезет, – Яне порядком надоели эти трое, – недолго вам осталось.
– Ну ты, – встал и нетвердой походкой направился к ней Шатап, – заткни свою глотку! У тебя осталось, – он посмотрел на запястье, – не больше двадцати часов. И запомни, от тебя требуется конкретная информация, а не всякие бредни.
– А что, может, развлечемся? – нагловато улыбнулся Хомяк, которому, видно, не терпелось сорвать свой гнев на Яне – побег Джеммы всколыхнул в нем море ненависти и злобы.
– А ты что, уже очухался? – усмехнулся подвыпивший Дема.
Вот уже на протяжении полутора часов бандиты накачивались водкой. Роковые капуста с огурцами смачно хрустели у них во рту. До Яны долетело пьяное и жаркое дыхание подошедшего Шатапа.
– А что, идея неплохая, – облизнул он пересохшие губы. – Может, это кое-что прояснит в твоей голове, – его маленькие глазки метали в Яну острые осколки ярости.
– Я – первый, – оживился еще больше Хомяк, – пропустим ее по кругу!
– Ты лечись, – пренебрежительно отозвался Шатап, – а мы с Демой над ней поупражняемся.
Видно, алкоголь вскружил им головы, расшевелив неудовлетворенные желания.
– А вы не боитесь, – стараясь не показывать страха, сказала Яна, – что Захарыч узнает о вашем свинстве, если у вас, конечно, хватит смелости его совершить?
– Ха-ха! – в один голос загоготали бандиты. – Думаешь, это его расстроит?
– Может, и расстроит, – хладнокровно сказала Яна, – и уж точно он не одобрит вашей самодеятельности, так что делайте выводы сами.
Шатап, переваривая услышанное, замер в двух шагах от Яны.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Джемма привела к двухэтажному особняку, расположенному у самого леса. Она рвалась с поводка, грозно оскалившись, но Руденко не сразу отпустил ее. Проехав мимо особняка, он приказал остановиться в лесу, и только тогда выпустил Джемму. Руденко с товарищами пришлось пешком преодолеть дистанцию в триста метров, отделяющую их от дачи. Три Семерки тяжело переступал, грузно проваливаясь в снег. Джемма, не издавая ни звука, во весь опор носилась от особняка до группы милиционеров и обратно.
– Никакой самодеятельности, – скомандовал немного взвинченный Руденко. – Мы с Огурцовым пойдем к воротам, а вы, – одарил он подчиненных внушительным взглядом – с тылу будете заходить. Понятно?
– Есть! – отдал честь Канарейкин.
Этот его жест посреди пустого заснеженного пространства выглядел весьма абсурдно и нелепо.
– Никаких действий самостоятельно не предпринимать, – еще раз повторил Руденко, который шел, пригибаясь, словно в него должны были стрелять.
У забора он дал команду жестом. Канарейкин и Самойлов завернули за угол.
– Давай я тебя подсажу, – Руденко сел на корточки, – залезешь и откроешь ворота.
Огурцов взобрался ему на спину. Три Семерки, словно поднимающий штангу спортсмен, стал медленно выпрямляться. Огурцов без труда перемахнул через забор. Вскоре ворота с глухим металлическим звуком открылись. Руденко вбежал во двор. Прислушался: тишина. Он широко зачерпнул рукою воздух, за мной, мол.
Джемма молча ждала его у двери.
– Дверь открыть сможем? – обратился он к Огурцову.
Тот кивнул и принялся за замок.
