Валид тоже был там, под спасательным термоодеялом из фольги. Совсем скоро Махмуда и мать вытащили из воды и тоже укутали, чтобы они быстрее отогревались. Мать была почти без сознания и не могла говорить, так что Махмуду пришлось самому рассказать о том, как они отдали Хану чужим людям, чтобы она не утонула вместе с ними. Отец заплакал, но притянул сына к себе и обнял.
– Хана не с нами, зато она жива. Я это знаю. Благодаря тебе, сын мой.
Остаток ночи катер плыл по бурному Средиземному морю, вытаскивая из воды все новых людей. Наконец охранники доставили спасенных на остров Лесбос. Было почти шесть утра, и небо начинало светлеть: наступал рассвет. Махмуд не знал, сколько времени провел в воде. Возможно, больше двух часов.
Когда они сошли на сушу, отец опустился на четвереньки, поцеловал землю и возблагодарил Аллаха. Потом они, спотыкаясь, побрели по каменистому серому берегу. Махмуд щурился на холмы, возвышавшиеся поодаль. Немного погодя он понял, что это не настоящие холмы.
На камнях громоздились груды и груды спасательных жилетов. Целые горы, простиравшиеся по побережью. В точности как кучи мусора в Алеппо, на Лесбосе валялись спасательные жилеты, которые бросили беженцы, доплывшие сюда раньше Махмуда. Это они оставили теперь уже не нужные вещи, чтобы идти дальше.
На берегу лежали тела людей, не переживших ночи в море. Их не успела вовремя спасти береговая охрана. В основном мужчины, несколько женщин. И ребенок.
Мать Махмуда поспешила к младенцу, выкрикивая имя дочери. Махмуд побежал за ней. Но это оказалась не Хана. Другая девочка утонула, ее легкие были наполнены водой. Мать Махмуда плакала, уткнувшись в плечо сына. Грек в мундире отодвинул обоих и отметил очередную погибшую в маленькой записной книжке. Подсчитывал ежедневный урожай смерти.
Махмуд поплелся прочь. Тело онемело так, словно он вновь очутился в ледяной воде.
Мать стала обходить всех беженцев, прибывших ночью, спрашивать, не видел ли кто-то малышку Хану. Но все было напрасно. Лодка с ней исчезла. Либо она добралась до острова и пассажиры уже разбрелись, либо судно тоже потерпело крушение на скалах.
Мать упала на колени и разрыдалась. Муж обнял ее, давая выплакаться.
Махмуда мучили угрызения совести. Хана по-прежнему была бы с семьей, не уговори он кого-то в лодке взять ее. Или могла умереть, пробыв в воде два часа.
Так или иначе, они ее потеряли.
– Махмуд, – тихо сказал отец, подняв голову, – осмотри другие тела и посмотри, не подойдет ли нам чья-нибудь обувь.
Йозеф
Вблизи гаванской пристани. 1939 год
19 дней вдали от домаЙозеф хотел стать невидимкой.
Как только пассажиры узнали, кто вчера прыгнул за борт, каждый останавливался, чтобы выразить ему соболезнования. И сказать, что все будет хорошо.
Но как могло быть хорошо? Как вообще может быть хорошо?
Йозеф стоял у поручня на палубе А, в том месте, откуда прыгнул отец. Море внизу больше не было пустым: его усеяли маленькие моторные лодки и шлюпки. В некоторых сидели репортеры, они выкрикивали вопросы и пытались сделать снимки судна. В других предлагали связки бананов и мешки с кокосовыми орехами и апельсинами. Пассажиры палубы С бросали деньги, и кубинские полицейские, которые охраняли трап у верхушки и подножья, передавали им фрукты.
Позже стали прибывать родственники тех, кто еще томился на теплоходе. В основном мужчины, добравшиеся на Кубу заранее, чтобы найти работу и жилье для семьи. Один каждый день приносил маленького белого песика и показывал жене, а та в ответ махала рукой.
Лодки с родственниками подходили достаточно близко, чтобы семьи могли переговариваться. Но к самому борту теплохода их не подпускали. Теперь, после истории с отцом Йозефа, «Сент-Луис» был окружен катерами кубинской полиции. Они держали суда спасателей на расстоянии и следили за теми, кто пытался прыгнуть в море, навстречу свободе.
Или смерти.
По ночам катера кубинской полиции освещали теплоход прожекторами, а члены команды «Сент-Луиса» по приказу капитана патрулировали палубы, чтобы предотвратить самоубийства.
– Эвелин, смотри! Папа! – закричала Рената, стоявшая у поручня в нескольких футах от Йозефа. Она старалась показать сестре одну из маленьких шлюпок.
– Где? Я не вижу! – заныла Эвелин.
Но Йозефа больше интересовал небольшой полицейский катер, огибающий флотилию лодок, чтобы подойти прямо к «Сент-Луису». Любой посетитель становился поводом для обсуждений, и скоро по судну распространилась новость, что прибыл кубинский полицейский, который спас отца.
Йозеф побежал вниз за сестрой и матерью, и вместе они поспешили в общий зал, где собрались пассажиры и члены команды, чтобы приветствовать кубинца, как героя. Они кричали, хлопали его по спине, пожимали руки. Он впервые вернулся на судно с того самого вечера. Семья Ландау старалась хорошенько разглядеть его поверх голов других пассажиров. Мать плакала, прижимая руку ко рту. А Йозеф испытывал глубочайшее уважение. Ведь этот человек спас отцу жизнь.
Полицейский казался искренне польщенным. Он был невысоким, но крепким, с оливковой кожей, широким лицом и густыми усами. Он носил синие брюки, серую рубашку с эполетами и серым беретом в тон. На поясе висели кобура и дубинка. Им сказали, что его зовут Мариано Падрон.
Прибывший капитан Шредер поблагодарил Падрона от имени пассажиров и команды. Йозеф вдруг почувствовал возникшее в зале напряжение. В жаркие дни ожидания, пока судно стояло на якоре, капитан появлялся все реже, и Йозеф был не единственным пассажиром, который это заметил. Но люди собрались здесь, чтобы приветствовать офицера Падрона, а не расспрашивать, почему судну не позволяют войти в гавань.
Настроение вновь улучшилось, когда полицейский получил награду в сто пятьдесят рейхсмарок, собранных среди благодарных пассажиров. Офицер Падрон был ошеломлен, впрочем, как и Йозеф. Сто пятьдесят рейхсмарок – большая сумма, особенно для людей, которым эти деньги могут понадобиться позже, когда придет время платить за визы и въезд. Офицер Падрон пытался отказаться, но пассажиры ничего не хотели слышать.
– Я всего лишь выполнял свою работу, – через переводчика передал офицер Падрон. – Но я никогда не забуду этого. Никогда не забуду всех вас. Спасибо.
Пассажиры снова зааплодировали, а когда большинство обратилось к капитану с вопросами о последних новостях, Йозеф, его мать и сестра протолкнулись вперед, чтобы поговорить с полицейским.
Глаза Падрона зажглись при виде матери. Он сказал что-то по-испански, и пассажир, взявший на себя роль переводчика, улыбнулся и сказал:
– Ах, сеньора! Ваш отец вор?
Рашель нахмурилась:
– Вор? Мой отец? Не… не понимаю.
– Ваш отец, должно быть, вор, – повторил офицер Падрон. – Потому что он украл с неба звезды и вложил их в глаза сеньоры.
Йозеф наконец сообразил: полицейский просто решил сделать матери комплимент. Та улыбнулась вежливо, но нетерпеливо.
– Офицер Падрон, что
