– Фрау Розенберг сделала его сама. Она дизайнер игрушек, – пояснил переводчик.
Старая женщина обратилась к Махмуду и что-то сказала.
– Она сделала бы и для тебя. Но посчитала, что ты слишком взрослый для плюшевых игрушек.
Махмуд кивнул.
– Она может сшить такого же для сестры, когда мы ее найдем. Пришлось отдать ее людям на другой лодке, чтобы спасти, когда мы тонули на Средиземном море. Это я виноват. Я велел матери сделать это и теперь должен найти Хану и принести домой.
Фрау Розенберг вопросительно взглянула на переводчика, и ее веселая улыбка померкла. Валид подбежал к матери показать новую игрушку. А старушка повела Махмуда в дом, где в коридоре висели семейные фотографии.
– Когда-то я тоже была беженкой, – рассказывала она через переводчика, – и потеряла брата.
Она показала на старый пожелтевший снимок в рамке. На нем были мать, отец и двое детей: мальчик в очках, по виду ровесник Махмуда, и маленькая девочка. На отце и сыне – костюмы с галстуками, на матери – красивое платье с большими пуговицами, а на девочке – матроска.
– Эта девочка – я. Это моя семья. В 1939 году мы покинули Германию на теплоходе. Мы пытались добраться до Кубы и сбежать от нацистов. Тогда я была совсем маленькой, а сейчас стара и мало что помню о том времени. Помню, что отец был очень болен. Помню мультфильм про кота. И очень доброго полицейского, который позволил мне надеть свой берет. Но на Кубе остался только мой отец. Он прожил там много лет: всю войну и после. Но я так и не увидела его. Он умер, прежде чем мы успели найти друг друга. Мы не смогли сойти на берег вместе с ним. Ни одна страна нас не принимала. Поэтому нас привезли в Европу незадолго до начала войны. И мы снова пустились в бега. Нацисты поймали нас и предоставили матери выбор: спасать меня или брата. Она, конечно, не смогла выбрать. Это было выше ее сил. Поэтому за нее выбрал брат. Его звали Йозеф.
Махмуд увидел, как она нежно коснулась мальчика на фото, оставив на стекле отпечаток.
– Он был почти твоим ровесником. Я плохо его помню, но он всегда хотел быть взрослым. «У меня нет времени на игры. Я взрослый!» – твердил он мне. И когда солдаты сказали, что один из нас может быть свободен, а другого увезут в концлагерь, Йозеф сказал: «Берите меня». Мой брат, совсем мальчик, стал наконец мужчиной. – Помедлив, она благоговейно сняла фотографию обеими руками. – Они увели мать и брата и оставили меня одну в лесу. Я выжила только потому, что старая добрая француженка взяла меня к себе. А всем нацистам, которые стучались в дом, говорила, что я ее внучка. Когда война закончилась, а я достаточно повзрослела, вернулась в Германию и стала искать мать и брата. Искала долго, но оказалось, что они погибли в концлагере. Оба. – Фрау Розенберг тяжело вздохнула. – У меня есть их фото только потому, что его сохранила кузина, которую всю войну укрывала христианская семья. В Германии я встретила мужа. Он тоже пережил холокост. Мы остались здесь, потому что его родные выжили, и создали семью.
Она широко раскинула руки, показывая Махмуду на десятки снимков ее детей, внуков и правнуков. И снова прижала ладонь к старой фотографии.
– Они умерли, чтобы жила я. Понимаешь? Они умерли. Чтобы жили все эти люди. Внуки, племянницы, племянники, которых им не суждено увидеть. Но ты с ними познакомишься. Ты жив, и твоя сестричка тоже жива. Я это знаю. Ты спас ее. И вместе мы ее найдем. Верно? Найдем и привезем ее домой.
Махмуд снова заплакал и, отвернувшись, попытался сморгнуть слезы. Фрау Розенберг обняла его и прижала к себе.
– Теперь все будет хорошо, – прошептала она. – Мы поможем тебе.
– Рут, иди сюда, – ее позвал муж.
Махмуду не нужен был переводчик, чтобы понять: герр Розенберг хотел, чтобы они пришли в гостиную.
Он вытер мокрые глаза рукавом, а фрау Розенберг попыталась снова повесить фотографию на стену. Но старые руки дрожали, и Махмуд сделал это за нее. Его переполняла скорбь по мальчику, который умер, чтобы выжила Рут. Но его захлестнула и волна благодарности. Йозеф умер, чтобы Рут жила и когда-нибудь разделила кров с Махмудом и его семьей.
Старушка сжала его руку и повела в гостиную. Там уже сидели папа, мама, Валид и герр Розенберг. Комната была светлой. Уставленной книгами, увешанной снимками родственников, наполненной вкусными запахами.
Совсем как дома.
Приложение
Примечания автора
Йозеф, Изабель и Махмуд – вымышленные персонажи, но их истории основаны на реальных событиях.
ЙозефТеплоход «Сент-Луис» существовал в действительности и в 1939 году отплыл из нацистской Германии с девятьюстами восемью еврейскими беженцами на борту. Их должны были принять на Кубе. Одни собирались жить там постоянно, другие – остаться временно, пока не получат разрешение на въезд в США и Канаду. Но по прибытии объявили, что им не позволят сойти на берег. Причина оказалась политической: кубинский чиновник, выдавший визы, впал в немилость у президента Кубы Федерико Бру. Решив дискредитировать чиновника, Бру задним числом аннулировал визы евреев. Нацистские агенты на Кубе тоже постарались отделаться от евреев, распространяя слухи, которые настроили кубинцев против беженцев. Немцы не хотели видеть евреев в своей стране. Но им нравилось, когда беженцев отвергали и другие страны. Это, по их мнению, было доказательством того, что все в мире втайне ненавидят евреев так же сильно, как немцы, и поступают с ними соответствующим образом.
Капитан Густав Шредер существовал в действительности, и его помнят по сей день – за доброту к еврейским пассажирам и попытки найти для них убежище. Отто Шендик – тоже реальный персонаж. Он был не только представителем нацистской партии на судне, но и шпионом, передававшим секретные сообщения между Германией и нацистскими агентами, работавшими в Гаване.
Эвелин и Рената – настоящие имена сестер, мать которых предпочла остаться в нацистской Германии. Их отец, доктор Макс Абер, забрал их с «Сент-Луиса» в Гавану, потому что он уехал на Кубу заранее и завел связи с местными властями. Но другим пассажирам не так повезло.
Образ Аарона Ландау, отца Йозефа, вдохновлен двумя людьми, действительно отплывшими на «Сент-Луисе», – Аароном Познером и Максом Лоевым. Аарон Познер, учитель иврита, был схвачен в собственном доме во время Хрустальной ночи, или ночи Разбитых витрин, и послан в Дахау, где его били и унижали и