– У нас есть два часа, прежде чем обслуживающие фургоны Гонки Оси завершат объезд и поймут, что гонщики пропали. Мы надеемся найти японского юношу до отхода.
– Он не мог уйти далеко.
– Разведчики клянутся, что он исчез. В любом случае, это небольшая потеря. Гонщики, которых мы получили, должны стать достаточным рычагом давления.
Два часа. Их время уходит. И Яэль очень сомневалась, что Кацуо вернется, чтобы спасти их.
– У тебя есть план? – Шепнул ей на ухо Феликс.
Никакого. Она знала, что у Райнигера были связи с Новосибирском, где сейчас находились остатки правительства Советского Союза. Она видела сообщения, доставляемые ему массивными кириллическими символами. Но Райнигер никогда не позволял ей приближаться настолько, чтобы увидеть содержание этих писем. Он рассудил, что эти сведения не имели отношения к ее миссии. Сведения, которые ей не нужно было знать, чтобы их не могли у нее выпытать, если схватят. Яэль подозревала, что такой ход рассуждений применили для обеих сторон. Казалось, Райнигер не счел необходимым поделиться более точными деталями ее миссии с русскими.
Он никогда бы не подумал, что ее схватят его собственные союзники.
Протокол был таков: ничего не показывай. Особенно под принуждением.
Но сейчас Яэль не видела другого способа. Ее пластичность кожи была бесполезна в деревне, где были одни мужчины. И один нож против целого взвода… Единственным эффективным оружием, которое у нее было, была правда.
Яэль повернулась и ударила деревянную дверь ногой в сапоге. Болтовня надзирателей резко кончилась. Она закричала им: «Товарищи!»
– Ты сумасшедшая, фройляйн? – нахмурился Лука. – Они и без того уже буквально в двух шагах от того, чтобы пристрелить нас!
Она проигнорировала его и продолжила молотить по дереву. Дверь распахнулась. Через нее вонзился свет второй половины дня, вместе с дулом винтовки. Яэль замерла.
– Тихо! – приказал охранник, резко дернув своей винтовкой Мосина.
– Мне нужно поговорить с вашим командиром. – Немецкий вылетел из нее, смазанный и быстрый, прежде чем он смог снова закрыть дверь. Лоб охранника наморщился; она видела, как он пытается интерпретировать ее слова.
– Ветров, – попыталась она снова. – Позвольте мне поговорить с Ветровым.
Второй силуэт втиснулся в дверь. Другой охранник. Его немецкий был лучше.
– Зачем? У вас есть, что ему сказать?
Дуло винтовки первого охранника по-прежнему была направлено ей в грудь. Но Яэль отдавала себе отчет в том, что на нее направлены двенадцать пар глаз и ушей в комнате позади нее. Если это сработает, она должна будет поддерживать свое прикрытие. Она не могла сделать так, чтобы со стороны это выглядело, будто она сотрудничает с русскими.
– Японский юноша. Который убежал. Я знаю, где вы можете найти его. – Это было единственное, что она могла придумать, что могло затащить ее в кабинет Ветрова и не вызвать подозрений у остальных. Она надеялась только, что охранники клюнут.
(– Видишь? – выплюнул Такео в комнате позади нее. – Немцы нам не друзья.)
Охранник потянулся, опустил огнестрельное оружие своего компаньона.
– Где?
Она покачала головой.
– Отведите меня к Ветрову. Я скажу только ему.
Солдаты мгновение смотрели друг на друга, посовещались на бормочущем русском, который Яэль могла ухватить только урывками.
– Иди со мной. – Второй охранник потянул ее за руку, к выходу из здания.
– Пока будешь там, не могла бы ты им сказать, я хочу, чтобы мне вернули мои сигареты? – Гордый голос Луки проскользнул из-за закрывающейся двери. Она почувствовала странное утешение, когда охранник с хорошим немецким тащил ее через деревню, в еще одно заброшенное здание.
Товарищ командующий Ветров поник над своим импровизированным столом, как комнатное растение, неделями предоставленное самому себе. Даже его глаза были цвета грустного сельдерея – водянистые, усталые – когда они остановились на Яэль и ее охране. Он выпрямился и взмахом руки позвал их в комнату.
– Что она здесь делает? – Его русский щелкал, отточенный утомлением.
– Она говорит…
Яэль вмешалась. Ее собственный русский был таким же свободным, как много лет назад, когда она ночами говорила с бабушкой:
– Тысяча извинений, товарищ командир, но мне нужно было поговорить с вами наедине. Без остальных гонщиков.
– Я не знал, что вы говорите на нашем родном языке, мисс Вольф.
– Я не мисс Вольф.
Вот она. Истина. Всякую ложь разоблачило одно предложение.
Она стояла – выставленная напоказ, как маленькая кукла – пока горный ветер дотягивался до нее через окна без стекол. Он сотрясал горы бумаг и сворачивал края карты Ветрова. Он сдул несколько ангельских прядей волос Адель на лицо Яэль. Она смотрела сквозь челку, как лицо товарища командира исказилось. Несколько раз он открывал рот, но слова так и не появились.
– Я являюсь частью движения Сопротивления. Мне было поручено украсть личность Адель Вольф и принять участие в Гонке Оси. Я выдаю себя за нее уже пару недель.
– Так вы утверждаете, что не являетесь мисс Вольф? Что вы… кто-то другой?
Яэль кивнула.
Глаза Ветрова больше не слипались. Они были больше цвета горькой мяты, когда прищурились на нее.
– Вы лжете.
Она кивнула на золотую полоску на пальце правой руки с кольцом.
– У вас есть фотография вашей жены?
– Да, но…
– Покажите ее мне, – сказала она.
Из-за расширившихся вен на шее и истончившихся губ, Яэль ожидала, что он крикнет «нет», но офицер опустил руку за отворот. Вытащил черно-белое фото – хранимое и любимое. На которое смотрел много раз. У женщины, напечатанной на бумаге, были темные волосы и печальная серая улыбка. Которая соответствовала ее глазам.
Яэль погрузила изображение этой женщины вглубь себя. Она вложила печаль и серый в радужку своих глаз. Прижала ее за своими губами. Волосы, взъерошенные у ее щек, становились темнее, тяжелее. Яэль пришлось угадывать точные цвета, также как с фотографией Бернис Фогт, ох сколько лет назад. И снова это сработало.
Товарищ командующий Ветров взирал на эту сверхъестественную версию своей жены с удивительным спокойствием. Его руки сложились над на картой.
– Вижу.
Охранник за ней не вздрогнул и не потянулся за своей винтовкой Мосина. Что-то было неправильно. Оба мужчины просто наблюдали за ее изменением – превращением в кого-то другого на их глазах – и они даже не вздрогнули. Правда, глаза товарища командира Ветрова выглядели более настороженными (целый сад свежей зелени), но это была скорее задумчивость, чем изумление.
Возможно, это от того, что они были солдатами. Обученными видеть невозможное, справляться с шоком. Но и другие тоже были солдатами. Как Райнигер, который выругался, но побледнел как мертвец. Как Хенрика, чей рот был открыт добрых две минуты прежде, чем она смогла его закрыть. Как Влад, который бросился к своему ящику с охотничьими ножом, прежде чем Райнигер смог его успокоить. Объяснить.
Это все было очень странно.
– Я не Адель Вольф. – Было непривычно говорить это вслух после стольких дней совершенно других рассказов. Яэль продолжила, пытаясь стряхнуть
