Заведующий отделением Михаил Масчан, тоже любивший Дашу, разрешил делать что угодно, лишь бы Даша начала улыбаться; даже ежика поселить в отделении, если это поможет ей еще хоть сколько-нибудь прожить. И я стала искать по всей Москве ежа. Посоветоваться было не с кем. А в интернете информации о ежах, которые годились бы для жизни в больницах, не было.
Я ездила на звериный рынок, обошла зоомагазины, штудировала форумы – безрезультатно. Между тем Даша как будто стала бодрее. Каждый день она писала мне эсэмэски, спрашивала, когда ежик наконец приедет ее навестить. Я зарегистрировалась на всех возможных сайтах про ежей и написала объявление: “Нужен еж”.
Через несколько дней мне прислала свой телефон, кажется, единственная на всю Москву заводчица ежей Тамара Сергеевна. Я перезвонила. Путано объяснила цель звонка: “Понимаете, безнадежно больная девочка мечтает о еже; простите, можно ли взять у вас ежа на время, чтобы он пожил в больнице; нет, ненадолго, к сожалению, она не проживет долго”. Тамара Сергеевна минут пять изумленно молчала. Но ответила согласием. В субботу мы встретились у дверей больницы. При Тамаре Сергеевне была клетка с ежом и пакет с едой для него. Мы понесли ежа Даше. Пока шли, Тамара Сергеевна объяснила, что ежей этих никто не разводит, потому что сложно прививать, потому что ежам в неволе надо поддерживать определенный вес, чтобы они – не помню точно – впадали или, наоборот, не впадали в спячку в домашних условиях, что ежи нечистоплотны и, самое главное, – у большинства ежей ужасный характер. И они кусаются. “Что будет, если он укусит вашу больную девочку?!” – нервничала Тамара Сергеевна. Однако еж с гордым именем Кристиан никого не укусил. Дашка, увидев Кристиана, впервые за долгое время улыбнулась, присела на кровати, взяла ежа на руки. Так они и жили: днем Кристиан играл с Дашей, на ночь отправлялся в кабинет заведующего отделением. Михаил Александрович и это разрешил. Таков еще один урок, который нам преподали врачи: любое правило можно нарушить, если это принесет пользу больному ребенку.
Дважды в неделю я докладывала Тамаре Сергеевне обстановку. Так прошел месяц – примерно столько врачи давали Дашке в начале всей истории с ежом, – потом два. Тамара Сергеевна засобиралась в отпуск. И оставить Кристиана в больнице никак не могла – он был очень ценный породистый еж, на развод. А я не могла объяснить Даше, что Тамара Сергеевна уезжает и Кристиана надо отдать, потому что он никакой не подарок, а арендованный селекционный ежик, которому пора возвращаться домой. И мы пришли к странному решению: принести Даше не Кристиана, но его маму, ежиху Леру, которую Тамаре Сергеевне почему-то было менее жалко. Все были уверены, что Дашка не заметит подмены. А она, конечно, заметила: “А где мой Кристиан?” – спросила Даша. “Понимаешь, он уехал в отпуск. С тобой поживет его мама”, – пробормотала я. Даша посмотрела на ежиху. Подумала. И вдруг сказала: “С другой стороны, – это честно. Не может же здоровый молодой еж провести всю свою жизнь в какой-то больнице”. КАТЕРИНА ГОРДЕЕВА
Я не помню никаких подробностей знакомства с Дашей. Ничего такого, о чем можно было бы обстоятельно рассказать. Я как-то сразу погрузилась в их отношения с Серёжей Сергеевым, который тогда тоже лежал в больнице и у которого с Дашкой был роман. Семилетний Серёжа, правда, был такой любвеобильный: у него, кажется, был роман с каждой девочкой в отделении, но в момент нашего знакомства у него был роман с Дашей. Я не знаю, не могу объяснить, как Даша проникла ко мне даже не в сердце – под кожу, но она была моим самым близким человеком на свете, самым дорогим. Может быть, так получилось потому, что Даша инстинктивно меня не боялась, у нас не было никакой неестественности в отношениях.
Еще она очень тонко шутила, мне это важно. И обнималась нежно, как будто в несколько оборотов обхватывая мою шею; никто больше в моей жизни так не обнимался.
Даша называла меня Чулочек, я так хорошо помню ее голос в телефоне: “Чулочек, привет, как твои дела? Чулочек, а когда ты приедешь?”
Даша была ровесницей моим детям, возможно, от этого всё становилось ближе и острее: всё то время, которое Даше можно было проводить не в больнице, она проводила с нами, со мной, Асей и Ариной. Если к моим девочкам приходила учительница рисования, то приезжала и Даша, и они рисовали все вместе. Если мы шли кататься на лодке, обедать в ресторан, в театр, в гости, – Даша была с нами.
Даша часто говорила о своем детстве, о Барнауле. А ее мама Лена как-то рассказала поразившую меня историю о том, как они после первого или второго этапа лечения вернулись ненадолго домой. И там, в Барнауле, им никто не поверил, что фонд потратил на Дашу деньги без всякого блата, просто потому, что она – девочка, которая заболела. Лена очень плакала, рассказывая, в чем только ее не обвиняли.
Мы дружили с Дашей и Леной два с половиной года. Я всегда носила на руке браслет, который мне сделала Даша.
Мне всё время казалось, что то, как я ее люблю, как ее любит ее мама и мои дочки, врачи, волонтеры – несколько сотен человек – это тоже вклад в ее спасение, наравне с лекарствами, с лечением. Я совершенно точно знаю, мы сделали всё возможное и невозможное, чтобы Дашу спасти. Но не спасли.
Даши Городковой не стало 16 июля 2009 года.
Ее мама Лена не смогла жить в Барнауле, она вернулась в Москву и теперь работает няней: сидит в больнице с детьми, подопечными фонда “Подари жизнь”.
Когда Даши не стало, мне было непереносимо больно, я не могла ни дышать, ни говорить. Казалось, время остановилось. И эта боль никогда не кончится. Был момент, когда я буквально рассыпалась, меня как будто не было, я совсем не справлялась с этой потерей. Именно тогда вдруг позвонила Лена Городкова и рассказала, что дочка приснилась ей счастливой, сидящей на солнечном пляже. “Передай Чулпан, – сказала Даша, – пусть она радуется, а не переживает за меня”. Это говорила мама погибшего ребенка.
Я была бесконечно благодарна Дашке, Лене, не знаю кому. Меня это каким-то образом вернуло в жизнь, в ощущение реальности. Это удивительно, но с тех самых пор во все трудные, плаксивые и потерянные минуты моей жизни звонит Лена, Дашина мама, и говорит о том, что ей приснилась Дашка, которая переживает за меня: а вдруг что-то случится. Я перестала пытаться понять, почему это, что это, какой из этого надо сделать вывод. Я просто с благодарностью принимаю эти знаки. Это связь со временем и вне времени. Мы не знаем, что за пределами времени. Но знание о том, что этот предел существует, играет, пожалуй, самую главную роль в формировании законов, по которым развивается жизнь. ЧУЛПАН ХАМАТОВА
ХАМАТОВА: Когда ты начала брать с собой в отделение оператора и снимать всё, что там происходит?
ГОРДЕЕВА: В две тысячи девятом году. Мы готовились к концерту. И придумали делать мини-истории из больничной жизни. Нам с тобой хотелось сделать так, чтобы внутренний мир больницы стал
