«Тебе что, мало, что ты его потеряла? – твердила ей Грейс. – Хочешь и меня тоже потерять? Хочешь, чтоб меня опять в кутузку упрятали? Думаешь, полиция не нагрянет к нам, если мы попытаемся ее в дурном свете выставить?»
В конце концов Айша Лантернгласс таки сумела рассказать миру все об этом. Просто пришлось выждать пятнадцать лет. «Сент-Поссенти дайджест» опубликовал историю Колсона в пяти выпусках за одну неделю. Эти очерки были выдвинуты на Пулитцеровскую премию в номинации «Освещение местных событий», почему Лантернгласс до сих пор имела работу, тогда как почти все остальные штатные сотрудники «Дайджеста» были уволены во время кризиса.
Только она не рассказала Брайану Лутцу о Колсоне, поскольку давным-давно дала себе слово никогда не использовать его смерть для получения журналистского материала. Даже если ты пережил утрату, то все равно сохраняешь связь с ушедшими, связь, о которой нужно заботиться не меньше, чем об отношениях с любым живым другом или родственником. Колсон – человек, который был – даже теперь – ей дорог, и она изо всех сил старалась не трепать его имя попусту.
Вот и сейчас сказала:
– Я просто хотела выяснить, есть ли фото Боба, которым ваша семья согласилась бы поделиться? Вовсе не хочу, чтоб все стало еще ужаснее, чем уже есть. Ваш брат совершил нечто и вправду замечательное, понимаете? Когда множество людей бросились бы в другую сторону, он направился в «Бриллианты посвящения», пытаясь помочь людям. Я хочу подтвердить его смелость в наших материалах о случившемся. Еще я хочу уважительно отнестись к вашим чувствам и отдать должное вашей семье, но если вам не по душе иметь дело с надоедливой журналисткой, то вы вправе отказаться от этого прямо сейчас. Не так уж велика у меня зарплата, чтобы заниматься эмоциональным вымогательством у скорбящих людей.
Довольно долго он не отвечал. Потом опять рассмеялся (звучало едко, неровно).
– Вы хотите подтвердить его смелость? Послушайте, это уморительно. Вы даже не представляете, до чего это уморительно. Мне известен всего один человек, кто еще бо́льшая тряпка, чем Боб, и это я сам. Однажды наш дядюшка усадил нас съехать с детских горок, их для ползунков на ярмарках ставили, мне тогда было тринадцать, а Бобу восемь лет, так мы оба ревели всю дорогу. На тех же горках катались пятилетки, которым было стыдно за нас. Я не понимаю, за каким чертом он в магазин сунулся. Это вовсе не в его характере.
– Он подумал, что пальба закончилась, – сказала Лантернгласс.
– Ему надо было бы быть в том чертовски уверенным, наверняка, – отозвался Брайан Лутц, и, когда он опять рассмеялся, смех его походил на рыдание. – Мы с ним ревели, когда на простеньком аттракционе с горки на горку ехали! Я даже в штаны немного наделал! После того, как мы из кабинки вылезли, дядя смотреть на нас не мог, на нас обоих. Просто сразу же отвез нас домой. Я расскажу вам о своем меньшом братце. Он сдох бы прежде, чем сунуться туда, где его могли бы убить. Он просто-напросто сдох бы ко всем чертям.
9 час. 38 мин.
Электронная почта Лантернгласс принесла два сообщения от имени Алены Льюис, жены Роджера Льюиса. Первое направил ее адвокат в 9.38. Айша прочла его у себя за редакционным столом в «Дайджесте».
«Сегодня Алена Льюис оплакивает утрату своего любимого мужа, Роджера Льюиса, с которым она прожила двадцать один год и который был убит в бессмысленной стрельбе по людям в торговом центре «Чудо-Водопады». Марго и Питер Льюисы скорбят об утрате их любимого сына. А Сент-Поссенти скорбит об утрате деятельного, добронравного и щедрого члена сообщества».
Сообщение растянулось еще на три-четыре страницы, все из которых были столь же формальны и ни о чем не говорили ни уму, ни сердцу. Алена с Роджером открыли их первый ювелирный магазин в 1994 году в Майами; являлись прихожанами баптистской церкви; получили трех брюссельских «Грифонов» за успехи в ювелирной торговле; пожертвовали немало денег на Специальную Олимпиаду[56]; цветы можно направлять в похоронное бюро Лоуренса. Это было аккуратненькое, профессиональное общественное оповещение, из которого Лантернгласс не могла взять ни единой привлекающей внимание фразы.
22 час. 03 мин.
Второе сообщение было от самой Алены. Пришло оно через полчаса после того, как Лантернгласс легла спать, но уснуть еще не успела, а лежала в постели под одной простыней и глазела в потолок. Телефон звякнул, она перекатилась на бок и взглянула на дисплей. Обозначились адрес Алениной почты и ее сообщение, состоявшее всего из одного предложения:
«Уверена, что он ее трахал».
Лантернгласс не видела способа воспользоваться и этим сообщением.
9 июля, 5 час. 28 мин.
Зарегистрированного городского телефона у Рашида Хасвара не было, не значился он ни в Твиттере, ни в Инстаграме, аккаунт его жены в Фейсбуке был приватным. Рашид работал в бухгалтерии газовой корпорации «Флаглер-Атлантик», но в справочной отказались дать Лантернгласс номер его сотового телефона. «Если бы он пожелал поговорить с вами, с любыми журналистами, он бы вам позвонил, – заявила работница справочной тоненьким негодующим голоском. – Но он этого не сделал, поскольку ему это не нужно».
Впрочем, Лантернгласс пришла в голову еще одна мысль, и вот во вторник утром она разбудила Дороти еще до рассвета и повела к машине. Дороти все еще на три четверти спала, глаза ее были полузакрыты, пока она брела по омытой росою траве. Сегодня на ней была толстая белая пушистая шапка с мордой белого медведя. Пока машина ехала по городу, девочка вновь улеглась спать на заднем сиденье.
Исламский Центр был в Черно-Голубом округе, располагался он в низком уродливом бетонном строении через дорогу от череды торговых ларьков, среди которых были пончиковая «Медовый пончик», поручительское бюро[57] и лавка обуви по сниженным ценам. Последние правоверные уже зашли на утренние моления (женщины через боковую дверь строения, мужчины через двойные двери спереди). Многие из них были братьями по вере в
