По моим воспоминаниям, моё тело было переделано инопланетянином. У меня была сверхрегенерация. Уже неделя, как меня перевезли из реанимации. И там – неделя только в памяти. Сколько в беспамятстве – неизвестно. Уже неделю смотрю на решётку вентиляции под потолком и не могу сосчитать количество квадратиков – так сильно отбит контузией мозг. Лица людей – плавают, искажаются. Плавают и звуки. И я – лежу парализованным бревном. Никакой сверхрегенерации. Это бред. Никаких инопланетян. И голоса во тьме, светящиеся двери – тоже бред перемешанных взрывом в гоголь-моголь мозгов.
Реальностью оказалось воспоминание про выжженную солнцем пустыню, горы в песке и людей с лицами в клетчатых платках, в широких арабских портках и в тапочках. Я вызвал огонь на себя. Я – капитан-артиллерист. Командирован в группу спецназа ГРУ для корректировки огня. Вся группа погибла, спасая меня. И я вызвал «салют возмездия». Закапывая в щебень и песок себя, тела бойцов спецназа и обложивших нас террористов.
И я – выжил.
Всё остальное – видения умирающего мозга. Так бывает. Врачи так сказали.
Я – выжил. Но смогу ли жить нормальной жизнью, вопрос открытый. Пока у меня относительно рабочая – только левая рука. Всё остальное – хлам.
Любимая! Я чувствую её. Она выходит на стоянке, а я уже знаю, что она – рядом. Приходит каждый день. Сидит со мной, пока не выгонят. Почернела вся, похудела. Вся с таким трудом набранная форма – сползла. Похудела, как от тяжкой болезни. А ей завтра на чемпионат мира. Надо было лететь. В Братиславу. Слышать ничего не желает. А ведь фактически золото её было.
Вздыхаю – и её подвёл. И её тоже. Как и ребят-спецназовцев. Спецназ погиб из-за меня. Это же я тормозил группу, как тормозная колодка из фосфористого чугуна. Не смог бежать по пескам с той же скоростью, так же долго, как они. Они меня не бросили. Все погибли. А я – выжил.
– Опять Кузьмина показывают, – говорит сосед по палате.
Вздрагиваю. До боли знакомая фамилия. Смотрю на цветное пятно калейдоскопа на стене. Там – телевизионная стенная панель. Ничего разобрать не могу. Могу только слышать плавающий голос диктора, то приближающийся, то удаляющийся. Диктор рассказывает, что глава корпорации «Империум» Кузьмин Игорь Викторович лично присутствовал на освящении нового межпланетного корабля. Со своим сыном.
– Всё в пустоту лезут! Будто денег девать некуда. Будто тут, в Союзе, всё уже на мази! Тьфу! Видеть не могу! – ворчит сосед по палате.
– А что в этом плохого? – спрашиваю. Я не вижу его лица. Только силуэт с негнущейся ногой. Сосед – болтун. Рот не закрывается. Трещит и трещит. Всю свою нехитрую душу вытряхнул. По пьяни выпал из окна собственной кухни. И так сложно сломал ногу, что врачи земской договорились с начальством госпиталя, чтобы приняли. Опыт лечения травм у военных медиков несравним с тем, что у городских эскулапов.
Человек он очень простой и недалёкий, но спешит судить и размышлять о том, чего не знает. Сосед читает, как лектор:
– А на хрена это надо? В стране нищета, люди живут в Устиновках, дороги – никакие, террористы уже задолбали – а они все деньги в этот долбаный космос втюхивают! Да ладно бы правда в космос! Так разворовывают же! Там узаконенный откат – двадцать процентов. И весь откат стекается к этому деляге, старикашке Кузьмину! Там целая система воровства! Ещё его отец, Бешеный Медведь, наладил! А как Сталин про то узнал – так он его и завалил, сука! А теперь вообще ничего не стесняются! Вообще в открытую грабят Союз! Чё, президент – друг, министр обороны – друг! А командующий Военно-космическими силами – сын родной! Не страна, а клановая мафия! Кровопийцы! С таких простых трудяг, как я, налоги собирают и – тырят! И всё у них на мази – всё схвачено, за всё заплачено! А такие простые пацаны, как ты, в этих, на хрен никому не нужных, арабских чуркистанах – кровь льют! Картинками этими пустотными нам мозги парят! О! Привет, малая! Как говорится, физкульт-привет!
– Здравствуйте! Как ты, Витя? – голос любимой. Её лицо я хорошо вижу, как бы это ни было парадоксально. Одно лицо из всех. Лица остальных – мутные пятна.
– Нормально, малыш. Опять не спала?
– Не могу уснуть. Даже таблетки, что ты дал, не берут, – виновато говорит.
Чувствует себя виноватой! Ух, ты, жалейка! Это не ты, это я кругом виноват! Тебе нельзя такие таблетки принимать – допинг-контроль не пройдёшь!
В палату врывается старшая сестра, судя по издаваемому шуму и голосу:
– Так! Больные! Всё лишнее – убрали! Вырубайте эту говорилку! Порядок! Порядок! Что ж у вас бедлам такой!
В её голосе – отчаяние.
– Что случилось? – спрашиваю. Должен был быть у меня командный голос, что хорошо приводит в чувство людей, но не вышло. Блеяние овцы получилось.
– Этот Кузьмин прилетел!
– Кузьмин прилетел? – удивились все. – В наш город?
– К нам! Прямо к нам едет! Как мы не догадались, что он к Данилову сам приедет!
– Ко мне? – удивился я.
– А как, ты думаешь, ты тут оказался? Не в медцентре Южного военного округа, а тут?
И правда! Ранен же я был вон где! А очнулся – в родном Мухосранске. Не в крупном специализированном военно-медицинском центре, а в захолустном гарнизонном госпитале. Почему? Дома – стены помогают? Да ну, нах! Думай, Витя! Ты же артиллерист, у тебя же математический, аналитический склад ума!
Но вывод был только один – она!
– Милая. Из-за тебя. Только ты могла достать меня с того света.
Вижу, как на людей нападает столбняк. Причина оцепенения – стремительно зашедшие в палату люди.
– Все лишние – вон! – властный голос не оставляет никому выбора. Голосу этому нельзя не подчиниться. Такой голос вырабатывается десятилетиями командования и беспрекословного подчинения.
Меня пробивает как током. Я узнаю голос. На меня воспоминания обрушились, как груз самосвала.
Моя любимая тоже дёргается, едва успеваю поймать её, улыбаюсь.
– Да, вы – подождите, – это властный голос говорит моей суженой. – Дайте вас рассмотреть. Ага! Точная копия Медведицы.
– А то ты не видел раньше, Игорёк, – говорю я. – И ты перепутал последовательность. Медведица – копия.
– Видел, – отвечает властный голос, после паузы. Ждал, пока лишние уши уйдут. Продолжил: – По ней на тебя и вышли. И это твоё хрестоматийное: «Хорони нас, крыса тыловая!» Кое-что в этом мире не меняется.
– К сожалению, не всё, – говорю ему.
Я уже все понял. Зачем он здесь. Зачем я ему. И цель его визита не награждение. Награждение, скорее всего орденом Достоинства, лишь предлог. Слой обмана. Я оказался в той же последовательности, в той же реальности, в которой сумасбродствовал полвека назад. А судя по виду любимой, по её юности, это – ещё не
