Колечко было обжигающе холодным, словно бы он достал его из ледника. Холод отчетливо ощущался даже сквозь тонкий картон коробочки. Еще одна странность в череде странностей его новой жизни.
В спортивную сумку, ту самую, с которой он пришел к Эльзе, Никита побросал необходимые на первое время вещи. Получилось немного, свободной осталось еще полсумки. Как раз для вещей Эльзы. Вот только у Эльзы не было вещей, кроме тех, что купил ей Никопольский, и тех, в которых они забрали ее из квартиры. Это неправильно, когда вот так… У женщины должно быть много шмоток, косметики и прочих дамских финтифлюшек. Никите вдруг подумалось, что, если у Эльзы все это появится, жизнь ее в ту же секунду обрететт смысл. Глупая, если разобраться, мысль, но вместо того, чтобы отправиться за город, он отправился в торговый центр.
В шопинге Никита был несилен, поэтому пошел по пути наименьшего сопротивления, описал ситуацию девочкам-консультантам, обозначил Эльзины размеры и самоустранился. Девочки-консультантки еще несколько минут попытали его на предмет какого-то там цветотипа и предпочтений. Про цветотип он догадался сам, ткнул пальцем в рекламный баннер с изображением рыжей и тщедушной девицы, сказал – вот такая, только на размер худее. А вот про предпочтения он ничегошеньки не знал, поэтому положился на благоразумие девочек. И пока те с воодушевлением составляли гардероб, он собственнолично выбрал одну-единственную вещь – шелковый палантин цвета бирюзы. Вещица эта показалась ему непрактичной, но такой… миленькой и яркой. Эльзе нужны яркие краски, слишком унылой, слишком серой стала ее жизнь.
Стоило только подумать про краски, как родилась идея. Магазинчик арт-товаров находился в дальнем закутке торгового центра. Царствовала в нем пышнотелая мадам, облаченная во что-то похожее на индийское сари. И на сей раз Никита доверился не девочкам, а мадам.
– Все, что нужно, чтобы сделать художника счастливым, – попросил он, в растерянности осматривая батарею баночек, тюбиков, мелков, мольбертов и прочих штучек.
– Художника начинающего или профессионала? – поинтересовалась мадам и поправила угольно-черный локон.
– Давайте представим, что профессионал отошел от дел, потерял вдохновение и инструменты, а потом вдохновение к нему внезапно вернулось.
– Вдохновение вернулось… – Мадам смотрела на Никиту так, словно все-все про него понимала. Понимала, но, слава богу, не осуждала. – Тогда давайте начнем со стартового набора и фишечек!
Прозвучало здорово! Никита тут же согласился и на стартовый набор, и особенно на фишечки!
Получилось много! Так много, что едва хватило и рук, и сил, чтобы унести всю эту красоту! А за подобранным по цветотипу комплектом одежды пришлось возвращаться повторно. Там тоже получилось много, но хотя бы не слишком тяжело.
Никита шел к машине, нагруженный коробками, пакетами и пакетиками, и чувствовал какой-то странный трепет. Наверное, это были те самые пресловутые бабочки в животе, которые появляются исключительно от избытка чувств. Или просто голодный желудок давал таким образом о себе знать? Как бы то ни было, а сегодня он совершил великое дело, потому что шопинг – это то еще испытание для хрупкого мужского организма!
Никопольский позвонил, когда Никита был уже на полпути к дачному поселку.
– Она сбежала, – сказал он вместо приветствия. – Я решил послушаться вас, проявить человеколюбие и не стал привязывать Эльзу к кровати…
Никита мысленно выругался, а в трубку проорал:
– Давно?
– Думаю, час назад. Она ударила меня по голове, я потерял сознание, а когда пришел в себя, ни ее, ни кошки уже не было.
– Вы укололи ей то, что я оставил вам в шприце? – спросил Никита, останавливая машину у обочины.
– Уколол. У нее началось то, что вы называете абстинентным синдромом. Сначала я пытался с ней поговорить, но она меня не слышала. Мне кажется, если бы вы были на месте, этого прискорбного инцидента удалось бы избежать. Эльза все время спрашивала, где вы. Определенно, вы занимаете важное место в структуре ее мира.
– Когда вы ввели лекарство? – слушать про структуру мира Никите было недосуг.
– Незадолго до того, как она меня ударила.
– Час назад?
– Выходит, что так.
– Хорошо, я на связи, – бросил Никита в трубку и выключил мобильный.
Если Никопольский ввел лекарство час назад, то оно уже начало действовать. А действие у него одно – седативное. И если Эльзу не подобрал никто из мимо проезжающих водителей, то сейчас она близка к тому, чтобы вырубиться. Или уже вырубилась.
Час назад. Как далеко может уйти ослабленная болезнью и седативами женщина за час? Километра на три-четыре максимум. И это при условии, что на нее никто не позарился и никто ее не пожалел. В сердобольных Никита верил слабо, а вот в ненормальных… В животе снова заныло, и это точно были не бабочки. Он снова чертыхнулся и нажал на газ.
Ехал медленно, оглядываясь по сторонам, всматриваясь в придорожные кусты. А когда до дома осталось пару километров, заглушил мотор, выпрыгнул из машины. Тут заканчивался асфальт, и начиналась гравийка. Если и искать Эльзу, то где-то здесь. Вот за эту мысль Никита и уцепился. Потому что все остальные мысли были куда тревожнее и куда страшнее. Остальные мысли почти не допускали благоприятного исхода. Напичканная наркотой и седативами девчонка – лакомый кусочек для дебилов и извращенцев. И случись что, никакая Зена, королева кошачьего воинства, ее не спасет. Значит, нужно спешить! Значит, нужно найти Эльзу раньше дебилов и извращенцев.
И вдруг промелькнула в голове шальная мысль. И вот от этой мысли Никите стало по-настоящему страшно. Настолько страшно, что по гравийной дороге он не пошел, а побежал.
Он бежал и орал в голос. Звал Эльзу. Даже Зену, которая еще наверняка не запомнила свое имя, тоже звал. А они все не отзывались. Вместо них отозвалось воронье. Никита не сразу понял, что это за клекочущие звуки там вверху. И почему солнечный день вдруг померк, тоже не сразу понял. А потом он увидел стаю. Нет, это была не стая, это было птичье полчище. И оно кружило над высоченным дубом, то облепляло его, как саранча, то черной тучей взмывало в небо.
Нашел? Ведь нашел же, если птицы?! Мысль эта была одновременно радостной и дикой. Какие птицы?.. При чем здесь птицы?.. Но Никита уже бежал, пер напролом через бурелом к дубу, который, казалось, не приближался, а, наоборот, отползал от него, как толкиеновский энт. А может, и отползал? Чего уж мелочиться? Если поверил в птичек, отчего бы не поверить в ходячее дерево! Ладно, с птичками и энтами он разберется потом, когда найдет Эльзу. Она сейчас главная цель этого увлекательного путешествия по бурелому.
Эльза лежала на мягкой подушке из мха между корнями дуба-энта. Лежала, свернувшись калачиком, и не видела, как мечется ее боевая кошка, как
