На землю они не уселись, а попадали, как перезревшие яблоки со старой яблони. Анжелика сбросила рюкзак, с наслаждением вытянула гудящие с непривычки ноги. И только неугомонная Марфа тут же принялась хлопотать, извлекать на свет божий съестные припасы. Оказалось, что припасы эти весьма даже кстати.
– Мне бутербродик с ветчинкой, будьте так любезны! – Михалыч обмахивался панамой цвета хаки и с вожделением следил за Марфиными приготовлениями. – И огурчик сверху, если есть.
– Пикник какой-то, а не экспедиция, – проворчал себе под нос Архип, но в нынешней какой-то особенной тишине все его прекрасно услышали. Услышали, но сделали вид, что нет.
– Ну, мальчики налево, девочки направо! – провозгласил Леший, вставая на ноги.
– Ружье с собой! – велел Архип, даже не глядя в его сторону. Сам он уже который раз проверял свой карабин.
– Ну разумеется! Кто ж ходит в сортир без оружия! – Леший поправил на плече ружье, скрылся в редком подлеске.
А Марфа уже выкладывала на аккуратно постеленную поверх травы салфетку приготовленные бутерброды, нарезала хлеб и ловко вскрывала консервы. Красота! Без комаров так вообще шикардос! Анжелика подсела поближе к салфетке, цапнула бутерброд с ветчиной, отщипнула кусок булки для Крыса. Остальные не отставали, ела даже малахольная Эльза. Наверное, понимала, что силы могут понадобиться. А может, причиной тому свежий воздух! И ведь какое все вкусное! Красота!
– Эй, парень? – позвал Архип. – Ты где?
– Я здесь, – донеслось из-за кустов. – Цветочки нюхаю!
Как же это на него похоже – понтоваться даже в таких вот, почти критических условиях! Цветочки он нюхает! Анжелика откусила от бутерброда большой кусок, принялась жевать. Вот только вкуса ни ветчины, ни хлеба, ни сыра она не почувствовала. Это место, похоже, приглушало не только звуки, оно еще и рецепторы пришибало. Анжелика поднесла бутерброд к носу, понюхала – не пахнет! Вообще ничем не пахнет. Она сорвала первую попавшуюся под руку былинку, тоже понюхала, даже пожевала. Ничего. Мир вокруг казался ненастоящим. Три-дэ проекция, а не мир. А Леший, паразит, нюхает цветочки…
Это была не тревога и даже не эхо тревоги. Это было тихое, приглушенное, как мир пограничья, раздражение. И чтобы стряхнуть его с себя, Анжелика поднялась на ноги.
– Куда? – спросил Архип, глубоко затягиваясь сигаретой.
– Туда же! – Она еще поход в сортир с ним не согласовала!
– Не задерживайся и этому… – Архип сделал неопределенный жест рукой, – скажи, чтобы возвращался.
– Мальчики налево, девочки направо! – огрызнулась Анжелика и нырнула в кусты.
Вот только, оказавшись в кустах, она направилась не направо, а налево. Дернул же черт!
Леший стоял, притулившись плечом к старой сосне, вид имел лихой и слега дурацкий. Хорошо хоть не со спущенными штанами стоял. Никаких цветочков вокруг не наблюдалось, наверное, занюхал все до смерти.
– Привет, рыжая! – сказал он и помахал Анжелике рукой.
– Давно не виделись. – Развернуться бы и уйти направо, как и положено примерной девочке. Да вот только что-то все не отпускало.
– А ты красивая. – Леший снова взмахнул рукой. – Хоть и стерва.
– Сам дурак, – отозвалась она не со злостью, а скорее уж по привычке. – Там Марфа поляну накрыла, ты бы поторопился, а то без тебя все съедят.
– Все съедят. – Он улыбнулся, но как-то кривовато, без привычного нахальства. – Тут место такое – все время кто-то кого-то ест… И холодно… А ты красивая…
– …Хоть и стерва. – Уходить Анжелика передумала. Что-то было не так. Архип сказал, если что-то покажется подозрительным, нужно звать его. Но она сначала попробует разобраться сама, чтобы не прослыть, не дай бог, глупой паникершей.
– Как цветочки? – спросила она и сделала осторожный шажок в сторону Лешего.
Он моргнул, не переставая улыбаться, поскреб свою отвратительную метросексуальную бородку.
– Какие цветочки?
– Которые ты нюхал. Эй, ты как себя вообще чувствуешь?
– Я? – Кажется, он удивился. – Я великолепно! Лучше всех!
Еще один шажок, только теперь не вперед, а чуть в сторону. Эх, лучше бы она сразу позвала Архипа…
Тварь пряталась за деревом, а теперь, когда Анжелика ее увидела, прятаться передумала. Она ухмыльнулась синюшными, как у покойника губами, оскалила острые зубы, между которыми проскользнул длинный, ну точно змеиный язык. На кончике его Анжелика успела разглядеть жало.
Анжелика разглядела, а вот Леший, похоже, не видел ничего. Не видел и не чувствовал. Потому что как же можно продолжать улыбаться, когда тебе в шею с мерзким чмоканьем впивается вот это самое жало?..
Анжелика сделала глубокий вдох, собирая в кулак и смелость, и волю. Надо было что-то делать. Вот только что?
– Что ты такое? – Приближаться к твари не хотелось, но Лика себя заставила. И ружье с плеча сдернула, даже прицелилась, как умела. Кучность боя хорошая… Стреляй по ногам… Вот только Анжелика точно знала, что стрелять нужно не по ногам. Целиться лучше вот в этот длинный, мерзкий язык. А как целиться, когда тварь буквально прилипла к этому идиоту?
– Совсем с ума спрыгнула? – Леший обиженно дернул кадыком. – Своих не узнаешь? – Лицо его тем временем стремительно теряло краски, кожа синела, цветом своим уже мало отличаясь от губ твари.
А тварь продолжала скалиться. Мало того, она положила когтистые не то руки, не то лапы на плечи Лешему, заурчала почти по-кошачьи.
Нет, ружьем тут никак нельзя. Дробь непременно попадет в Лешего. Даже если не убьет, то искалечит. Рука сама потянулась к охотничьему ножу. Ножи еще в самом начале пути им выдал Архип, каждому, без исключения. Вот только, чтобы использовать нож, нужно подойти к твари вплотную…
Вот сейчас самое время заорать, позвать на помощь. Пусть Архип сам разбирается. Если успеет…
– Кыш, – сказала Анжелика не слишком уверенно и замахнулась ружьем. – Я сказала, вон пошла!
– Точно сдурела. – А голос Лешего становился все тише, все неувереннее.
Воинственно запищал над ухом Крыс, а потом соскользнул с плеча, белой молнией метнулся к твари. Крыс оказался смелее своей хозяйки. Смелее и благороднее. Потому что, пока Анжелика соображала, как поступить, Крыс уже взобрался вверх по сосновому стволу и вцепился зубами в пульсирующий ворованной силой и ворованной жизнью язык. Тварь дернулась и заверещала, когтистой лапой попыталась отшвырнуть Крыса, уничтожить Анжеликиного малыша!
Страх и отвращение исчезли в одно мгновение, а вместо них пришла ярость, граничащая с сумасшествием. За пульсирующий, извивающийся язык твари Анжелика схватилась голой рукой. Одной схватилась, а второй со всей силы полоснула ножом, рассекая, прерывая эту чудовищную, противоестественную связь нежити и живого человека.
Тварь отшатнулась, дернула лысой, с редкими пучками волос головой, упала на землю на четвереньки. Язык тоже упал, зазмеился, вспахивая слежавшуюся иглицу. Рядом медленно сползал по сосновому стволу Леший. Сползал и тихо матерился. Значит, живой. А вот сейчас самое время пострелять…
Анжелика сдернула с плеча ружье, прицелилась. Только не в ноги, а прямо в выемку между вислых сисек твари, как раз туда, где у нормального существа должно быть сердце.