Тихий ветерок поигрывал кончиками травинок, шуршал белыми метелками ковыля, нес из степи едва уловимый запах сохнущей земли и еще один, странный, незнакомый, но наверняка принадлежащий животному. Если бы не Таксак, указывающий туда, откуда ветерок донес этот едва уловимый запах, я бы ни за что не обратил бы на него внимания.
Мы слезли с коней и, ведя их на поводу, подошли к будину. Он тихо сказал:
– Только Пламенная[60] знает, напугаем мы животных или нет? Отец рассказывал, что страх охватывает как зверя, так и охотника. Бывает невозможно помочь друг другу, слуга не следует за господином, отец не обращает внимания на сына, и сын на отца. Каждый заботится лишь о себе, думает о том, что ему самому нужно делать. Помните, каждый может легко потерять жизнь, и малейшая ошибка имеет огромное значение… Единственная защита и спасение – иметь быстрого и поворотливого коня!
– Как нам поступать? – спросил Авасий.
– Если бык нападет, беги, лети как ветер! Пусть кто-нибудь другой в это время выстрелит в него или ударит копьем.
Никто больше ни о чем Таксака не спросил. Проверив оружие и приготовив к стрельбе луки, мы сели на лошадей и поехали дальше шагом.
Спустя час или около того степь вокруг изменилась до неузнаваемости: теперь нас окружали глинистые бугры, покрытые чахлым кустарником с объеденными листьями. Земля вокруг была унавожена быками, и, без сомнений, мы были близки к тому, чтобы наконец-то увидеть туров.
Поднявшись на вершину одного из холмов, я окинул взглядом равнину, тянувшуюся на восток до самого горизонта. Вдали паслось большое стадо быков – голов на пятьдесят.
– Мы нашли их! – закричал Таксак.
Я вздрогнул, крик его мне показался слишком громким. Ведь до этого все говорили очень тихо. Таксак, потрясая копьем, уже скакал к обнаруженному стаду, а за ним Хорс. Авасий, как всегда, остался рядом. Я посмотрел на него, и, наверное, в моем взгляде было слишком много недоумения. Мой друг пожал плечами и сказал:
– Эти будины уже забыли, кто тут ама ардар! Будет плохо, если они забудут об этом в бою…
Мне оставалось только кивнуть. Авасий был прав, а я сам виноват: взял и отдал Таксаку право вести нас. Тогда я думал, что все еще поправимо и находил будину оправдание – мол, очень парню хочется повторить подвиг отца!
Взяв в руки арбалет и зарядив его, я поехал за будинами. Ехал не быстро. Скакать за ними очертя голову виделось мне безрассудным. Авасий хоть и держал лук в руке, наверное, был такого же мнения. Мы смотрели на скачущих Таксака и Хорса, на стадо, и казалось, вот-вот будины доскачут к турам и Хорс начнет стрелять. Таксаку останется добить раненого быка, и я даже успел смириться, что на этот раз мне не придется проявить удаль. Ничто не предвещало беду.
Туры заметили несущихся всадников, и стадо медленно тронулось с места. Нам так виделось издалека. Хорс выпускал стрелы одну за другой, а куда именно, мы не видели, пока не появился разъяренный бык. Он отделился от черной массы стада и понесся на будинов. Пока Хорс посылал стрелу за стрелой, Таксак, держа копье наготове, находился за стрелком. Увидев тура, Хорс прекратил стрелять и, развернув коня, поскакал в степь. И будто бык увязался за ним, только Таксак решил проявить доблесть и направил своего коня наперерез мчащемуся животному. Будин рассчитал все верно: и скорость своего коня, и то, как двигался бык, только не было у него опыта бить на скаку копьем, и стремян не было. Таксак ловко подвел коня к туру, последние метры, догоняя быка, и нанес один-единственный удар. Потом мы обнаружили, что метил он в шею, но то было потом, а сейчас будто мир замер: я увидел, как Таксак слетел со своего скакуна и оказался на длинных рогах быка. Потом будин воспарил в небо, и зверь еще раз поддел его рогом. От этого зрелища у меня оборвалось и замерло сердце. Я скакал, подгоняя Рыжика изо всех сил. Видел, как впиваются в шею быка стрелы Авасия, но сам стрелять не спешил. Когда до тура оставалось не больше двадцати метров, я осадил коня и, стараясь унять дрожь в руках, тщательно прицелился под лопатку животному. После выстрела бык рухнул, подогнув под себя ноги. Он все еще силился подняться, когда я всадил в него вторую стрелку. От этого выстрела он издох. Чубатая голова и огромные, полутораметровые изогнутые рога были испачканы кровью. И я знал, что это кровь Таксака. Я шарил взглядом за массивной черной тушей, и справа от нее, и слева, и все не мог увидеть тело будина. Где-то встревоженно защелкал жаворонок, со степи слышно было, как посвистывают суслики. Солнце спряталось за лиловыми облаками, но, несмотря на это, в воздухе висела такая томящая духота, что кровь стучала в висках, и казалось, голова вот-вот лопнет.
Услышав глухой, мягкий грохот копыт, я вынырнул из своего полуобморочного состояния. Это на полном карьере подлетел к нам с Авасием и осадил жеребца так, что из-под копыт полетели комья земли, Хорс. Он держал на поводу коня Таксака. Животные храпели, роняли с крупов на жаркую землю белые, пышные шмотья мыла.
Конь Таксака тяжело водил боками, раздувал окровавленные ноздри. Нарядная, украшенная розовыми лентами уздечка на нем была оборвана, Хорс держал жеребчика за конец повода, второй, рваный – просто болтался. Попона сбилась на самую холку, а лопнувшие ремни нагрудника свисали до земли.
Будин соскочил с коня и бросился к туру, он заметил, что Таксак лежит под поверженным быком. Хорс схватился за руку товарища и стал тянуть. Долго бы ему пришлось возиться, если бы мы с Авасием не ухватились на задние ноги зверя и не стали раскачивать тушу, пытаясь приподнять ее заднюю часть.
Хорс вытащил Таксака из-под быка и тут же отошел в сторону. Я же, напротив, побежал к будину, надеясь, что обнаружу пульс, слабое дыхание: ведь на самом деле убить человека непросто! Увы, Таксак уже не дышал. Его распоротый рогом бок еще кровил, а вот неестественно повернутая голова, ее положение позволяли мне сделать очевидный вывод о весьма неудачном приземлении. Наверное, молодой ардар падал на землю уже без сознания, и поэтому сломал шею. Впрочем, с точки зрения медицины это неведение, быть может, лучшее средство для сохранения нервов. Несколько дней назад, почти ничего не чувствуя, я убил двух воинов, и можно утверждать, что сделал это голыми руками. Бился один на один, чувствуя смрад от тел своих противников. Тогда я
