Уже через пару часов после восхода солнца воздух наполнился тяжелым, гнетущим зноем. И я не скрывал радости, когда увидел первое, покрытое желтой стерней поле и глинобитную усадьбу феодосийской хоры.
Из-за невысокой выбеленной стены, окружающей усадьбу, на дорогу вышел старик. Он стоял там не двигаясь, ожидая, пока мы приблизимся. Я ошибался: то был не старик. Его запыленные длинные пряди и сутулость ввели меня в заблуждение. Наверное, незнакомцу не больше сорока. Правда, по меркам этого мира и сорок лет – достойный возраст. Не всякий сколот доживал до этих лет. Например, Артазу совсем немного за сорок, а почти все воины между собой называют его стариком.
Невысокий и еще чернобровый эллин, едва мы приблизились, закричал:
– Скифы! Проезжайте мимо, у меня ничего для вас нет!
– Проедем, – пообещал я ему, – но сначала дай мне и моим воинам воды. Мы умираем от жажды.
Грек устало потер ладонью высокий лоб и вздохнул:
– Глупый скиф, разве неведомо тебе, что осень в наших краях засушлива? В колодцах падает вода, а по водопроводу полиса она течет тоненьким ручейком, фонтаны уже давно не освежают влагой воздух, а пресную воду сейчас экономит и кожевенник и купец!
Под конец своей речи эллин закричал. И крик его закончился всхлипом, казалось, он вот-вот заплачет. Меня огорчил такой ответ, но не спросить фермера я не мог:
– Скажи, грек, как и где нам напоить коней?
Маленький человек оживился, выпрямился, став чуточку выше. Он указал рукой на север и сказал:
– Там, скиф, ты найдешь сосновый бор и маловодную нынче реку, что несет свою воду к Понту. Но утолить жажду ваши животные там смогут…
Он не стал дожидаться слов благодарности, юркнул в узкий проход и опустил катаракту – падающую сверху железную решетку, которой обычно запирают вход в эллинских домах. Как оказалось, своевременно: едва прутья решетки коснулись земли, в нее с треском угодил щит. Эллин проявил непочтительность к господину, и конечно же этого Авасий не стерпел! Хорошо, что мой верный друг и телохранитель позволил коротышке закончить говорить. Иначе жажда вполне могла одолеть наше небольшое войско куда быстрее, чем воины боспорского сатрапа.
Как и обещал эллин, за холмами, на равнине мы увидели сосняк – старый и низкорослый. Остановились, ожидая всех воинов.
У многих, и паралатов, и будинов, кони едва переставляли ноги.
Артаз снял посеребренную кирбасию[61], обнажил жилистую шею, задрал кверху бороденку и наставил круглое ухо:
– Фароат, сынок, слышишь воду?
Действительно, какой-то шум, напоминающий журчание воды, легкий ветерок доносил и сюда. Отчетливо же слышался треск соек и глухие удары топора. Кто-то орудовал им в лесу, оставаясь для нас невидимым.
– Слышу, – ответил я.
Старые кожаные штаны и куртку тесть давно заменил на узорчатые анаксериды[62] и распашную рубаху с богатой вышивкой. В одном из тюков на крупе его вороного был спрятан чешуйчатый доспех сарматского катафракта. Он уже демонстративно надевал его в лагере Гнура. Наверное, чтобы я своим молчанием поощрил его алчность. И тогда я промолчал. А вот золота на себе Артаз не носил – не по Сеньке шапка! Не был он знатным сколотом и не был вождем. Носил Артаз на шее массивную серебряную гривну и тяжелые браслеты на запястьях.
– Раскрой шире свои уши, Фароат, и слушай, как волк слушает голос степи, – угрюмо сказал Артаз.
– Что слышишь ты такого, чего я не слышу?!
Это огрызнулся мальчик, получивший волю действовать: в тот момент я задумался о деньгах, потраченных тестем на наряд и броню, а также вспомнил, что в походе нашим воинам грозил голод. Почувствовал себя виноватым – ведь сам отдал бразды правления Артазу…
– Войско в лесу стоит, – ответил он и дружески похлопал меня по плечу.
Кирбасию он надевать не стал, за доспехом не полез и вообще оставался невозмутимым. Я же к его словам отнесся с недоверием. И очень удивился, когда минуту спустя на опушку вышли солдаты в эллинских гребенчатых шлемах и медных панцирях. Их доспехи сверкали на солнце, стреляли бликами так, что у меня заслезились глаза. Я не мог сосчитать врагов, но уже был на грани нервного срыва: ведь наши кони от ночного марша невероятно устали! Врагов?… Да! Я сразу подумал именно так: сколот мог носить эллинские доспехи, но десяток номадов, одетых как эллинские гоплиты – такое невозможно в принципе! Конечно, я не знал, как далеко от нас стоит Феодосия, но знал, что войско Сатира держит городок в осаде, поэтому не верил, что воины на опушке могли оказаться феодоситами. Только врагами могли быть те воины!
Тем временем, пока я предавался панике, Артаз надел на голову свою кирбасию, зажал в зубах свистульку и просвистел команду «стрелять». Сколоты зашевелились: доставали из горитов луки и медленно двигались к неприятелю. Пехотинцы замерли в нерешительности. Наверное, тоже удивились, увидев нас. Едва запели первые стрелы, гоплиты не стали геройствовать и скрылись в бору.
Артаз просвистел «за мной, вперед» и поскакал к опушке. Мой Рыжик, как свойственно всякому коню – бежать с табуном, забыв об усталости, с места в карьер поскакал за вороным тестя.
Мы проскочили пересохшее русло реки, по которому еще струился ручеек. И я мимоходом отметил, что сейчас безымянную речку можно просто перешагнуть, а во времена паводка ее ширина, судя по очертанию каменистых берегов освобожденных от почвы потоками воды, была около десяти метров. У опушки сосняка наши кони замедлились. Низкорослые, но с раскидистыми кронами сосны давали много тени, от чего подлеска в бору почти не было. Зато метрах в пятидесяти от опушки выстроились, спрятавшись за большими овальными щитами, вражеские солдаты. Они стояли, ощетинившись длинными копьями, но было их не много, может, три десятка или пять: время тогда летело быстро, и сосчитать их мне снова было трудно. Я достал из горита лук и стал стрелять по ним. Стреляли и другие сколоты, пронзая гоплитов стрелами, но, вопреки моим ожиданиям, ни один из греков не упал, а их щиты, утыканные десятками стрел, по-прежнему стояли перед нами стеной. Вдруг из-за наших спин выскочили будины, которые не пошли сразу в бой. Их вел Хорс, и Артаз выругался, когда всадники князька закрыли собой такую приметную, как строй греков, цель. Зря он ругался! У каждого номада в руке был приготовлен аркан. Будины кружили вокруг гоплитов и бросали свои веревки. Иногда у них получалось заарканить кого-нибудь и, выдернув воина из строя, ускакать, утаскивая добычу подальше, туда, где спешившиеся сколоты вязали пленника. Не прошло и десяти
