А немцы шли. Вот они дошли до полосы заграждений. Вначале просто МЗП (малозаметные препятствия), а потом и растяжки. После первых взрывов и криков вперёд пошли «Ганомаги», открыв огонь из пулемётов. Их поддержали взводные и ротные пулемёты немцев. И я скомандовал «Огонь». Дальше всё было быстро. Залп из румынских винтовок, хорошие, кстати, винтовки, положил первую цепь идущих за бронетранспортёрами немцев. А залпы «сорокапяток» подожгли четыре из десяти наступающих машин.
В сторону правофланговых пушек устремились мотоциклы немцев, но их встретили 12,7-мм станковые пулемёты. За минуту из полутора десятков мотоциклов осталось всего четыре, немцы не были готовы к такому повороту. Их наступление неожиданно прекратилось, пехота стала торопливо отходить. На волне, которую использовали разведчики (определили-таки), немцы предложили прекратить огонь и выслать парламентёров. В ответ я потребовал встречи с их командиром. И через несколько долгих минут они согласились.
Ещё спустя пятнадцать минут я, в сопровождении всё того же непоколебимого старшего лейтенанта из «СМЕРШ» и командира взвода связи в качестве переводчика, направлялся к месту встречи. Местом был участок дороги в середине полосы заграждений. С той стороны подходили двое, обергруппенфюрер СС и гауптман СС. Мы встретились, и я наконец разглядел своего оппонента. Высокий крепкий человек лет сорока пяти или пятидесяти. Крупные черты лица, раздвоенный подбородок. Новенький Рыцарский крест и орденские планки ещё двух крестов, какого-то ордена и несколько медалей. Гауптман весь такой блондинистый «истинный ариец» лет, думаю, около тридцати. Железный крест второго класса и две медали на груди, франт. Разговор начал обергруппенфюрер. С немецким у меня проблема, ну, не учили его в моё время. Точнее, мало где учили. Так что мой переводчик сразу вступил в дело.
– Командир моторизованной бригады СС «Лейбштандарте Адольф Гитлер» обергруппенфюрер СС Йозеф Дитрих. Я хочу сразу принести извинения за это недоразумение, мои солдаты приняли вас за румынских повстанцев. Я надеюсь, ваши потери не слишком велики и мы можем просто забыть это недоразумение. Тем более что у нас есть тяжелораненый, которого необходимо срочно доставить в госпиталь.
– Исполняющий обязанности командира 301-й бригады подполковник Доценко. Мы принимаем ваши извинения и рады, что всё прояснилось. У нас есть полевой госпиталь, и если вашему раненому нужна срочная помощь, мы готовы её оказать. Кстати, кто он?
Дитрих колебался несколько мгновений, потом, видимо, вспомнив выходы в эфир разведки, сказал:
– Генерал Манштейн. Благодарю, у нас есть свои врачи.
Ну, ни фига себе! Сам Манштейн? Вот это дали перцу фашисту. Кому рассказать – не поверят. Причём явно случайно, скорее всего, во время отражения атаки мотоциклистов на батарею, шальной пулей. Всё-таки 12-мм – это не хухры-мухры. Однако Дитрих заметил мою реакцию, надо что-то говорить.
– Генерал Эрих фон Манштейн?
– Да. Вы его знаете?
– Я много о нём слышал. Он один из лучших теоретиков военной науки. Мне будет жаль, если с ним что-то случится. Не хочу вас задерживать, только подпишите взаимный отказ от претензий.
Старший лейтенант протянул папку с двумя экземплярами отказа на русском и немецком языках и вечное перо. Обергруппенфюрер прочитал и подписал. Лицо у него было как маска. Гауптман так держать лицо ещё не умел, и на нём было ясно написано, что именно он с нами сделает при следующей встрече. А пока я отдал честь, Дитрих вскинул руку в нацистском приветствии, и мы разошлись. Напоследок блондинчик бросил такой взгляд на моего переводчика, что до меня дошло.
Его бесила не только и не столько унизительная позиция в этом деле, сколько явно «семитская» внешность моего командира взвода связи. Я даже улыбнулся. С взводом связи была вообще смешная история. Во взвод, уже после прибытия всего батальона, пришёл сержант-связист. Еврей. Представляется он своему командиру взвода, а у того во взгляде вся скорбь еврейского народа. Дело было вечером, освещение так себе, и рассмотреть своего командира сержант не мог. Однако скептицизм во взгляде поймал и ощетинился.
– Товарищ лейтенант, вам что-то не нравится?
– Да, сержант, мне не нравится твоя национальность.
Сержанта аж подкинуло, чуть не в драку, только военная дисциплина удержала. А лейтенант продолжает:
– Успокойтесь, сержант. Моя национальность мне тоже не нравится.
Короче, во всём взводе связи был один не еврей – командир отделения телефонистов. И тут на его место присылают ещё одного еврея. Лейтёха жаловался, что его скоро обвинят в создании ячейки «Бунд» в армии. Хотя причина, на мой взгляд, была простая. Точнее, их было несколько. Наиболее образованные и технически подкованные кадры в стране – евреи. Чисто по привычке использовать голову по назначению. Идиш родственен немецкому, и лучшие знатоки немецкого среди молодёжи – евреи. Что ценно при работе со связью, особенно в тылу врага. И, наконец, еврейская внешность не в большом почёте у противника, а значит, можно меньше опасаться «засланных казачков». Вот так-то. А мы пока пришли в своё расположение. Серёга, который оставался за меня, протянул мне бинокль.
– Уходят!
– Уходят, капитан.
Правда, уходят. Даже не верится. Ладно.
– Майор Оболенский.
– Я.
– Выпустите листовку о бое с немцами. Особенно отметить разведчиков и артиллеристов. Кстати, может, вы знаете, есть какой-нибудь типографский станочек, подходящий для таких целей? Можно было бы попробовать достать и печатать боевые листки, а может, и газету бригады?
Оболенский обещал узнать о станке, а пока отправился писать листовку от руки. А я смотрел на уходящих немцев. Мой первый бой закончился, и закончился удачно. У нас потерь – десяток раненых, причём большинство легко, можно сказать, царапины. Только двоих достало серьёзно, одного в плечо, перебив кость, второго в грудь. Оба будут живы и, скорее всего, вернутся в батальон после излечения.
У немцев несколько десятков трупов, ещё больше раненых, четыре сгоревших бронетранспортёра и десяток подбитых мотоциклов, которые они даже не стали забирать, торопились очень. И Манштейн. Если сдохнет – это подарок судьбы. Он ведь действительно один из самых лучших гитлеровских полководцев. А ещё его смерть косвенно ударит по Дитриху, а он как-никак любимец Гитлера, бывший командир его личной охраны. Короче, немецкий Власик. В общем, всё суперздорово, аж страшно становится. Как при потере девственности. Типа, всё красиво, напоили шампанским, красивый номер, кровать в розах, уже уложили и даже уже раздели, а вот дальше что?
6
Части 37-го стрелкового корпуса подошли к Болграду только