Я не успела даже подобрать имя для девочки, как они забрали свою Дщерь Ночи.
Мне бы следовало догадаться обо всем, когда меня ни с того ни с сего перестали мучить кошмары. То есть когда был совершен обряд посвящения. Ведь посвящали не меня. Я-то не изменилась. Меня так легко не пометишь.
Рам, хоть и обладал всего лишь желтым румелом, узнал, что душилы явятся за ней. Он прикончил четверых, если верить женщинам, а потом сам был убит Нарайяном. Шайка пробилась из крепости. А я все это время лежала без сознания.
Нарайян поплатится. Я вырву сердце из его груди и заткну им пасть его богине. Они даже не представляют себе, что их ждет.
Ко мне вернулась сила. Горе вам, Длиннотень, моя сестра, обманники и сама Кина, если ты посмеешь встать на моем пути.
Будет вам Год Черепов.
Я закрываю Книгу Госпожи.
Концесловие: Там, внизу
По равнине гуляет неутомимый ветер. Что-то шепчет обширной, от горизонта до горизонта, россыпи бледно-серых камней, поет разбросанным тут и там глыбам. Он играет листьями и пылью, залетевшими сюда издалека, и шевелит длинные черные волосы на высохшем мертвеце, который пролежал здесь многие десятилетия.
Играючи ветер кидает в распяленный безмолвным криком рот лист, затем выхватывает его оттуда.
Глыбы, похожие на столбы, можно принять за останки древнего города. Но это будет ошибкой – слишком редко и хаотично они расположены. Ни одна не опрокинута и не разломана, хотя в некоторых за века ветер проточил глубокие выемки.
Когда встает и заходит солнце, в его лучах глыбы сверкают, словно золотые. Несколько недолгих минут на их поверхности светятся призрачные лики.
Для тех, кого помнят, это своего рода бессмертие. Ночью ветры утихают, и на плато Блистающих Камней воцаряется тишина.
Серебряный клин
1
Вести этот дневник мне присоветовал не кто иной, как Ворон. Но я сильно сомневаюсь, что он будет гордиться своей идеей, если сподобится однажды прочитать мою писанину. Потому как я здесь почти нисколько не привираю. Даже о лучшем моем кореше рассказываю правду и только правду.
Все мы не без греха. Что до Ворона, то он недостатками набит под завязку, изо всех дырок вываливаются. Но все же это отличный парень – для свирепого маньяка, в грош не ставящего хоть чужую, хоть свою жизнь. И если Ворон пожелает стать твоим другом, уж поверь, он жизнь свою положит за тебя. А дружба с тем, у кого три руки, а в каждой по ножику, дорогого стоит.
Моя фамилия Ящик. А имя – Филодендрон. За что спасибо мамане. Ворону я не рассказывал, почему пошел в армию. А причина проста: не мог я ужиться с сиволапыми вахлаками, которым ничего не стоит наделить свою дитятю таким вот имечком. У меня семь сестер и четверо братьев – это на тот момент, когда я в последний раз считал их по головам. И каждого назвали в честь какого-нибудь дурацкого цветка.
Когда девочку кличут Ирисом или Розой, это еще куда ни шло. Но моего братца нарекли Фиалкой, а другого – Петуньей. Это что же за родители такие, а? Чем им не угодили нормальные мужские имена, Еж или там Кабан?
Да пропадите вы пропадом, селючье безмозглое! Только и умеете, что в грязи копаться от зари до зари. Картошка, кабачки, лук, пастернак, брюква. Турнепс! До сих пор ненавижу проклятый турнепс. Бедные свиньи, как они могут такое жрать?
Стоит ли удивляться, что при первой же возможности я сказал родне «прости-прощай»?
А ведь родня пыталась меня удержать. Папаня, дядья, братья и племянники – ох и взбеленились же! Но тот старый сержант зыркнул – как оглоблей приложил. Мигом все стушевались и разбрелись по своим дворам. Вот это взгляд, мне б таким обзавестись! Я с малолетства мечтал вырасти крутым, чтобы только брови сдвинул, а у недруга уже полные штаны. Но похоже, с этим нужно родиться.
Вот у Ворона есть такое свойство. Лишь глянет на задиру – и у того в лице ни кровинки.
Так что записался я в армию, прошел обучение и взялся за солдатскую лямку. Довелось послужить и у Перо под началом, и в отряде у Шепот, но дольше всего – здесь, на севере. Оно конечно, зря я себе армейскую жизнь в таких веселых красках рисовал – ненамного она приятнее, чем возня с картохой. Но солдат из меня вышел справный, и быть бы мне сержантом, кабы я не залетал всякий раз, когда меня представляли к этому чину.
В конце концов спровадили меня к черту на кулички. Сказали, перевод в Вечную Стражу – великая честь, но я же не такой простак, чтобы в это поверить.
Там-то я и познакомился с Вороном. Вот только он тогда носил имя Грай. Конечно, я знать не мог, что он шпионит для Белой Розы. Да и никто не догадывался, иначе быть бы Ворону покойником. С виду обычный старый калека. По его словам, служил у Хромого, был тяжело ранен в ногу, пришлось уйти из армии. Поселился в брошенном доме, мало-мальски его подлатал. Жил бедно, перебивался случайными заработками – наши стражники, получая хорошее жалованье, вконец разленились, да и тратить деньги в сотне миль от Великого леса, кроме как на пойло, было не на что. А потому для Грая всегда находилось дельце: сапоги надраить, помыть в казарме полы, выскоблить лошадь. Полковник регулярно звал его прибраться у себя в штабе, а потом они играли в шахматы. Там-то мы с Вороном и зацепились однажды языками.
И мне сразу показалось, что у этого субчика двойное дно. Конечно, я не про подозрения насчет его связи с Белой Розой – их не было вовсе. Я про то, что он ну никак не смахивал на беглого крестьянина вроде меня или на выходца из городских трущоб, для которого воинская служба – единственный в жизни выбор. Ворон, когда хотел, мог блеснуть аристократическим лоском. Он говорил на пяти или шести языках, умел читать, и при мне они со стариком-полковником вели разговоры о вещах, в которых я ни бельмеса не смыслю.
И возникла у меня, стало быть, гениальная идея. Надо бы с этим парнем задружиться, пусть он меня научит письму и чтению.
Оно ведь как повелось с незапамятных времен? Вступай, дружок, в наши ряды, будет тебе вволю приключений и вообще жизнь – малина. Ага. Вот овладею грамотой, да и сделаю армии ручкой, а приключений и прочих радостей мне и на гражданке хватит.
Что другие насчет службы думают, судить не берусь, не та у меня натура, чтобы лезть к людям с расспросами о подобных вещах. Могу только за себя сказать: за что бы ни взялся, обязательно выходит не совсем так, как задумывалось.
