мелькают фрагменты неживой природы: зубчатые утесы, нагромождения камней. Узкие простенки разрисованы зловещей символикой – безобразно, но душу мастер в свое творение вложил: скалились саблезубые твари, рогатые всадники на огнедышащих конях топтали людей в белых одеждах с искаженными лицами, перевернутые кресты, затейливые пентаграммы, злобные барельефы, изображающие каких-то страшилищ, монах в католической сутане сосредоточенно перерезает глотку младенцу – во славу Асмодея и Астарота «Сатана – не враг человека, – утверждал вдохновитель современного сатанизма Алистер Кроули, – он Жизнь, Любовь, Свет»…
«А ведь не просто так пускают пыль в глаза, – вяло думал Артем, – здесь прекрасно знают, что делают, и делают это увлеченно, зная, что их учение правдиво, а стало быть, верно…»
Вереница людей в серых долгополых одеждах двигалась навстречу. Кроткие, с опущенными головами, лиц не видно. Мелькнули лишь глаза последнего в процессии – хваткие, жадные, в них зажегся бесноватый огонек, обвисшая кожа задрожала, небритая харя скабрезно перекосилась…
Гулкий мрачный холл, увенчанный куполом-крестоцветом, светильники на стенах, абажуры в форме черепов. Спуск по лестнице-спирали. Снова подземелье. Экзотика осталась за спиной – замшелые кирпичные стены, поворот. Похожие лабиринты – в подвалах российских многоэтажек. Только здесь вместо кабинок – кельи. Может, и просторные, высокие, не монашеские, но одно слово – кельи…
Дылда что-то бросил ворчливо, втолкнул Артема в одну из дверей. Скрипнул засов. Он опустился на пол, цепенея от усталости. Прав был Гергерт – обычному человеку трудно жить в таком местечке. Аура гнетет, ни в какие ворота не лезет, лишает чувств, сил, воли…
Он очнулся, когда открылась дверь, и вошел недовольный Оскар с подносом.
– Держи, узник, – буркнул раздраженно, грохнув подносом о пол, – радость мне теперь вас тут караулить. Как будто на своем участке дел мало…
Ворча, как старый дед, он убрался, запер дверь. Не вставая, Артем съел на удивление съедобную баранью косточку с квашеной капустой, запил холодным горьким чаем, пнул поднос под дверь (пусть споткнется, старый черт), побрел осматривать новое жилье. Силы отчасти восстановились…
Он недоверчиво обозревал помещение. Практически гостиничный номер. Высоко, просторно. Подкачали стены с потолком, покрытые бурыми разводами, подтеками, облупленной штукатуркой. Открытая проводка, ржавый плафон, похожий на шляпку вьетнамского крестьянина. Кровать с панцирной сеткой в классическом стиле. Круглый стол на трех ногах, пара сидений странного вида – уже не табуретки, но еще не стулья. Помещение загибалось буквой «Г». Он глянул за угол и в полумраке обнаружил на подиуме внушительную чугунную ванну, водруженную на этот подиум еще, наверное, турецкими захватчиками в пятнадцатом веке, с которыми то боролся, то сотрудничал пресловутый граф Дракула. Из стены над ванной торчал кран, весь покрытый зеленью, два вентиля. В кране имелась вода – снисходительно теплая. Какая роскошь. Что ему мешает искупаться в роскоши?
Он лежал по горле в воде, расслабился, растекся, лениво водил глазами по стенам, исписанным какими-то масонскими загогулинами. Кто-то баловался до него, точно так же нежась в ванне и царапая гвоздем стену. Древние люди, гибнущие под рогами мамонтов, корявые слова, почему-то греческими буквами – явно неприличные, если они относились к шедевру живописи, изображенному ниже. Он бы тоже с удовольствием внес свою лепту, чиркнул пару ласковых Юстасу от Алекса, но сил искать гвоздь уже не было. Связь с реальностью висела на волоске. Волны дурмана накатывали, отступали, снова накатывали. Картинка царапалась, выцветала, рябила, становилась местами черно-белой. Отрава носилась в воздухе, отрава, возможно, содержалась в пище, которой его пичкал Оскар…
Но что оставалось? Объявить голодовку, не дышать воздухом? Глаза оставались открытыми, он точно помнил, что не закрывал их. Стены загуляли волнами, потолок делался то выпуклым, то вогнутым, словно брезентовый тент на ветру. Кто-то склонился над ним, он уловил холодное дыхание. Счел за глюк – разве бывает у человека холодное дыхание? Да и как сюда войти? Он не слышал, чтобы скрипел засов…
Галлюцинация была вполне реальной. Женщина с распущенными волосами в облегающих одеждах села на край ванны, коснулась пальцами его руки. Он начал наводить фокус. Третья попытка удалась. Прекрасная черноволосая женщина, сущая Кармен – огромные завораживающие глаза, пушистые волосы по плечам, загадочная улыбка супруги негоцианта Франческо Джокондо, затушеванная бледным освещением, сбегающий до пупа вырез в халате… Он закрыл глаза. Холодная рука коснулась его щеки, погладила щетину, взлохматила шевелюру, до которой еще не добрался единственный на «купальню» обмылок.
Он открыл глаза, чтобы избавиться от ненужной галлюцинации. Не могут водиться в оплоте темных сил невинные феи. Если водятся здесь феи, то это те еще штучки…
Видение осталось. Красотка продолжала таинственно улыбаться.
– Девушка, вы просто страх какой-то… – пробормотал Артем.
– Я такая некрасивая? – приподняла старательно прореженные брови «то ли девушка, то ли виденье».
– Вы прекрасны… В России говорят, что у страха глаза велики. У вас такие большие глаза…
– Понятно, – она тихо засмеялась, приблизила лицо и без всяких комплексов укусила его за щеку.
– Вы меня клеите или перекусить собрались? – неудачно пошутил Артем. Снова лошадки забегали по кругу.
– Я пришла с вами познакомиться, о, мой узник, – сообщила таинственная незнакомка, – у меня красивое международное имя, Аэлла…
– А главное, редкое, – пробормотал Артем. – Вы здесь служанка? Вы разносите обеды, застилаете постели, оказываете прочие услуги, входящие в прейскурант?…
– Да, я служу своему повелителю… – голос делался каким-то ломающимся, делился на фракции, распадался. Он открыл глаза. Девушка опять становилась эфемерной. Она встала с края ванны. Он подумал грешным делом, что она собралась эффектно скинуть халат и вытеснить из ванны часть воды по Архимеду и прочим законам сексуальной привлекательности. А как иначе познакомиться в этом сложном положении?
О, края непуганой аморальности… Но привидение оказалось целомудреннее, чем он думал. Оно сделало виток вокруг ванны, потрепало его за шею, как треплют барбоса, и тупо пропало. А было ли привидение? Глаза закрывались. Он раскрыл их, оттянув пальцами веки, повернул голову. Слишком сложное движение для лежащего в ванне. Сознание резко помутилось. Ухожу на рекламу… – успел подумать Артем и провалился в мерцающую круговерть.
Когда он очнулся, вода остыла и была практически ледяной. Галлюцинации канули в Лету. Он выпрыгнул из ванны, стуча зубами, быстро оделся. Бегал по залу, согревая застывшие члены, сделал зарядку, поработал над воображаемой грушей, пока окончательно не наэлектризовался, и волосы не встали дыбом. Рухнул на кровать, которая таила сюрприз для потенциального пользователя: панцирная сетка провалилась почти до пола. Выражаясь по маме, он выбрался из западни, подошел к двери, постучал, подождал, не дождался, толкнул. Дверь по заведенной в этом странном доме традиции безропотно открылась. В коридоре никого не было…
Здесь никто не боялся, что он сбежит. И не парились, что в случае нужды придется искать его с собаками: в этом славном местечке через каждые пятнадцать шагов висели камеры видеонаблюдения, фиксирующие события в каменной глыбе. И не только в глыбе, но и за пределами, и повсюду в урочище Варну, и на ключевых тропах и дорогах местечка Горошаны, и, возможно, далее и везде… Он бродил по сырым, пропахшим плесенью коридорам. Сунулся в одну дверь, другую, но там не было Павла. Выбрался в обширную подземную полость, напоминающую станцию метро «Площадь Ленина» в родном городе, – за исключением высоких потолков и быстро бегающих электричек. Прислушался к неприятному гулу, проистекающему с нижнего уровня, и предпочел убраться в боковой «аппендикс». Хождение по «дну» вскоре надоело, он забыл обратную дорогу к лестнице, бродил вслепую, поражаясь протяженности «нижнего» мира. Он попал в какой-то фантастический фильм, где активно муссируется средневековая атрибутика. Невнятные фигуры вырастали из мрака. Он прижался к стеночке, они прошли мимо, обдав его запахом немытых тел и грязной одежды. Что за нелепый маскарад? Откуда они идут? Он на цыпочках вошел в коридор, откуда двигалась процессия, решив, на всякий случай, далеко не удаляться. Но что-то манило его, не давало передумать. Стены расступились, он ступил на гладкий пандус, круто уходящий вниз. Зона мрака растянулась, но он упорно семенил по наклонному желобу. Резкий приступ удушья, он встал, схватившись за сердце. Что за черт? Начал цепенеть от беспричинного страха… Очень низкое помещение,
