– Голова лучшего друга, – фыркнул Павел. – Замри, не шевелись. Здесь, кажется, пост…
Артем до рези в глазах всматривался в темноту. Темнота уже не казалась беспросветной. По ней струилось розовое мерцание. Скала упиралась в каменистое дно глубокого оврага. Стена испещрена трещинами, сколами, дно завалено камнями, но проход есть. За обломками расколовшейся глыбы горел костер. «А ведь могли расположиться прямо под лестницей», – мелькнула мысль. Павел бесшумно спустился, приложил палец к губам. Способности этого отъевшегося детектива порой внушали зависть. Беззвучно он скользнул к скале, постоял, переводя дыхание, собрался с духом, вытащил что-то из-за пояса, вздохнул и ушел. Приглушенные удары, стон… Чего же он корчит из себя постороннего?! Спохватившись, Артем спрыгнул с лестницы, бросился на помощь.
Но помощь уже не требовалась. На плоском валуне потрескивал компактный костерок из нескольких полешек. Развернутые плащ-палатки, кучка консервных банок, миниатюрная рация. Двое мучеников в живописных позах. Явно не доели. Одеты в грубые штаны, бесформенные накидки, у одного на шее медальон какой-то сложной асимметричной конфигурации, у второго глухо застегнут ворот черной косоворотки.
– Знаешь, Пашка, что-то меня настораживает в стиле твоей работы, – заметил Артем, нагибаясь над телами. Вырубил их приятель, с виду, добросовестно. Тот, что с медальоном, постарше – за пятьдесят, сухое хищное лицо, горбатый нос, усыпанный бородавками. Второй – помоложе, поупитаннее.
Он вернулся к первому, встал на колени, чтобы рассмотреть медальон. Но света от костра не хватало, мелкие чеканные подробности съедал мрак.
– Чем это ты их? – поднял он голову.
– Добрый электрик оставил в щитке, – продемонстрировал Павел не без гордости ржавый гаечный ключ, – сложное техническое приспособление, изобретенное шведом Йоханссоном. Обожаю Швецию. Прекрасная страна. Между прочим, шведы изобрели тетра-пак, спички, группу АББА, Карлсона, шведский стол – смергосбурд…
– Шведскую семью, – буркнул Артем, снова нагибаясь над поверженным. И отшатнулся – охранник распахнул глаза! Надо же, какой он внезапный… Блеснула молния. Оскалился хищный рот, мужчину подбросило, цепкая клешня схватила Артема за воротник! Горло перехватило, слезы потекли из глаз. Он ударил прямым, по кратчайшей дороге, взвыл, разбив костяшки о лобную кость. Охранник разжал руку, откинулся, закатив глаза. Он ударил еще раз – для закрепления, перевел дыхание.
– И тебя что-то настораживает в стиле моей работы? – удивился Павел.
– Да нет, – поморщился Артем, тряся отбитым кулаком, – нормально все…
– Могу подуть, – предложил Павел. Артем отмахнулся.
– Ладно, не издевайся. Как-то странно, Пашка, почему они расположились здесь, а не под лестницей?
– А зачем им охранять лестницу? – пожал плечами Фельдман. – Из замка вроде никто сбежать не должен. Они вот это охраняют, – он выразительно показал подбородком куда-то в сторону.
Артем повернул голову. Дальний скат оврага, в отличие от ближнего, не был таким обрывистым. Крутой, изрытый трещинами склон. В большой разлом между двумя монолитами поднимались от подножия вырубленные в камне ступени – несколько штук, а дальше все терялось в темноте.
– Вот он, нелегкий путь к свободе, – возликовал Павел. – Ну, чего стоим? За работу, товарищи…
В качестве трофеев беглецам достались две жестяные банки без особых примет (возможно, не взрывчатка), початая пачка «верблюжьих» сигарет, зажигалка китайского производства, консервный нож, покрытый желтоватым налетом («Яйца им, что ли, открывали?» – обнюхав, озадачился Павел). Особое удовольствие Фельдману доставил компактный шестизарядный браунинг, извлеченный у пожилого из-под мышки. Он немедленно оттянул затвор, поставил пистолет на предохранитель и сунул его в карман. Побулькал походной фляжкой, осторожно попробовал содержимое на язык, брезгливо скривился:
– Вода. И пьют же эту гадость… – склонился над молодым. Но тот на вид был вылитым трупом. Тогда он перешел к пожилому и начал лить ему на голову тонкой струйкой. Артем на всякий случай отошел подальше. Видя тщетность происходящего, Фельдман набрал в рот воды, брызнул. Охранник дернулся, застонал. Приятель приступил к допросу. Артем уселся на камень, с удовольствием закурил. Предрассветный час неумолимо перетекал в рассветный. Скоро узкая полоска неба над головой превратится в серую, природа приступит к закономерному пробуждению…
– Делает вид, что не понимает по-английски, – комментировал достижения Фельдман, – по-русски тоже. Хорошо, попробуем по-немецки… – раздался звук пощечины, лающая немецкая фраза. Пленник что-то сдавленно забормотал.
– Вот так всегда, – посетовал Фельдман, – на свободе они герои, перья распушают, а стоит ствол под кадык, так сразу я не я, лошадь не моя…
Он сделал свирепый вид, словно собрался стрелять.
– Не промахнешься? – поинтересовался Артем.
– Могу, – согласился Павел, – только игрушечный пистолет бьет без промаха. Но постараюсь не промахнуться.
Пленник быстро и судорожно залопотал.
– Надо же, как плавно и непринужденно льется его немецкая речь, – удивился Фельдман. – Ах ты, гадина фашистская… Не знает он, видите ли, в какой части света находится замок глубокоуважаемого господина Ватяну и как отсюда выбраться…
– Может, правда, не знает? – предположил Артем.
– Не верю, – фыркнул Павел, – меня не проведешь. Ты посмотри на него. Амфиболия – неопределенность высказываний. Псевдология – патологическая склонность к вранью. Хрен ты деревенский!
– Armocaria Rusticana, – с ученым видом сказал Артем.
– А это че такое? – повернулся к нему Павел.
– Хрен деревенский…
– Не знал, – удивился Фельдман и засмеялся, – ладно, – невезучий охранник снова получил по затылку и отрубился окончательно. – Нашего собеседника звали Отто. Ступени выводят на тропу. Она поднимается на поверхность и ведет в деревню. Это северное направление. Значит, к северу идти нельзя, именно там нас будут пасти. Двинемся на запад. Да в темпе, Артем, в темпе. Скоро хватятся. Или эти недоумки поднимут тревогу… – он бросил под ноги рацию и стал безжалостно по ней топтаться. – Не доставайся же ты никому…
В полотняном мешке у рачительных охранников нашелся фонарь, который неплохо освещал дорогу. Они двигались ускоренным маршем, перепрыгивая через ступени. Лестница поднималась вместе с кручей, но неизменно оставалась в теле скалы. По мере восхождения ступени делались выше, неудобнее. Проход превращался в рваные зигзаги, приходилось перелезать через камни, резаться о колючки. Легкие бастовали, Павел матерился, клял отсталые европейские страны (можно подумать, сам приехал из высокоразвитой), удивлялся, почему oн до сих пор не бросил курить, в итоге объявил, что берет тайм-аут, уселся на голый камень, отдышался и потянулся к сигарете.
Артем исчерпал еще не все резервы, поднялся выше и дрогнувшим голосом сообщил, что видит по курсу «землю». Ворча, подтянулся Павел. Они сидели с задумчивым видом, жадно курили и молча созерцали раскинувшуюся перед ними величавую картину. Они находились на вершине одной из гор, которых в окрестностях было великое множество. Нескончаемый лес из остроконечных зубцов, шпилей, фигурных утесов. Голые кусты, едва тронутые зеленью. На севере горы укладывались террасами одна на другую, вздымались беспорядочными наслоениями. На западе за скалистой грядой виднелись скругленные лесистые вершины. А за спиной в сиреневой рассветной дымке проступали очертания сторожевых башен безымянного замка, из которого каким-то чудом удалось сбежать…
Сидеть и ждать у моря погоды было, по меньшей мере, глупо. Передохнув, они повернулись спиной к алеющей на востоке зарнице и погрузились в каменные дебри. Рассвет набухал. Еще немного – и брызнет, озарит унылый мир…
Павел скис на первой же стометровке. Выбрался, отдуваясь, из заваленного камнями оврага, плюхнулся на ближайшую выпуклость.
– Не знал, что ты такой лентяй, – расстроился Артем.
