Внутри квартиры словно колокол ударил. Родион даже вздрогнул – никак не мог привыкнуть к оригинальному звуку тещиного звонка. Пока звук колокола медленно гас, Шепелев прислушивался. Квартира будто вымерла. Никакой реакции. Страх, который удалось было слегка унять доводами разума, стремительно взял реванш и заполнил Родиона целиком. Хотя повод вроде был не так чтобы уж совсем серьезный. Могли уйти куда-то – день на дворе. В магазин, прогуляться, в кино, наконец. Вот только все, что находилось вне пределов квартиры, сейчас Шепелев воспринимал однозначно – как угрозу для своей жены. Город лихорадило, хоть его жители этого словно бы и не видели. Он находился на грани скатывания в глубокую пропасть, и если Вера где-то там, на самом краю…
Вот черт, как сейчас не хватает мобильного! Может, она в паре кварталов отсюда покупает продукты, а может… Господи, а если она уже изменилась?! Или меняется сейчас – там, в квартире? Или не меняется, а умирает? Родион слышал, как врач в травмпункте говорил о какой-то эпидемии. Что разносчики – собаки. Вон Артема пес укусил, и теперь он, возможно, на грани жизни и смерти. Самому Родиону дико повезло, что тот доберман только штанину его рванул, не добравшись до ноги. Тоже, поди, лежал бы сейчас, готовясь концы отдать. Что, если Веру тоже покусали?
Проклятая неизвестность! И нет способа ее развеять. Что остается? Садиться на ступеньки и ждать? И сколько? Час? Два? Сутки? И дверь не выломаешь – она у Анны Васильевны солидная, сейфовая. И не вскроешь – навыками медвежатника Шепелев, увы, не обладал. Однажды, правда, ему удалось с помощью отвертки, пинцета и такой-то матери вскрыть простой амбарный замок на сарае в деревне, но здесь – без шансов… А если через балкон забраться? Через крышу – безнадега. Дверь туда едва ли не более мощная, чем в квартиру тещи. Разве что от соседей попробовать… Кажется, в восемнадцатой квартире Виталий Палыч живет, у него с Анной Васильевной балконы по соседству. Мужик он нормальный вроде, должен понять.
Родион решительно позвонил в восемнадцатую. Какое-то время никто не открывал. Много всего успело пронестись в голове за эти томительные десятки секунд. Ушел? Или тоже случилось что? И когда Шепелев готов был уже впасть в отчаяние, замок щелкнул, и в дверях показался Виталий Палыч. Вид он имел заспанный.
– Родя, ты, что ли? Прости, я тут отсыпался после ночной смены. Ты к Анне Васильевне приехал?
– К ней. Только она не открывает что-то. Я вот боюсь, не случилось ли чего. Возраст все-таки…
Виталий Палыч хмыкнул.
– Случилось? С ней? Это вряд ли. У нее здоровье знаешь какое? Ух! Да и какой там возраст? Недавно только восьмой десяток разменяла. Ты же знаешь ее любимую фразу «Не дождетесь!»… Погоди-ка! К ней же вроде твоя жена недавно приехала?
– Вот-вот. Приехала… Вы ее давно видели?
– Позавчера точно…
– А после?
– Кажись, нет. Только мы же в разных циклах живем. У меня на этой неделе ночные смены. Так что я мог и вообще ее не увидеть. Случайно получилось-то. Слушай, а позво… Ах ты черт, мобильники!
– Вот именно.
– Да чего ты так волнуешься? Ушли, поди, вместе куда-нибудь в город.
– Поэтому и волнуюсь. Вы не все знаете. В городе дела нехорошие творятся.
– Какие дела? – вскинулся Виталий Палыч.
– Про собак бродячих слышали?
– Слышал чего-то.
– Говорят, они заразу какую-то переносят. Чуть ли не угроза эпидемии.
– Жеваный крот! Ни хрена себе заявочки! – оторопел Виталий Палыч. – А я ни сном ни духом! Ты-то откуда знаешь?
– В травмпункте тут был. Другу помогал. Вот там от врача и услышал.
– Да уж, не было печали, пока не откачали… И чего, ты думаешь, они…
– Надеюсь, нет. Но очень хочу убедиться. Представляете, если они там, за дверью… беспомощные…
– Понял, – подобрался сосед. – Чем помочь?
– Можно я через ваш балкон к ним перелезу?
– Дык… это… Можно-то можно, а ну как сверзишься? Четвертый этаж все-таки – костей не соберешь!
– Я осторожно.
Виталий Палыч окинул Родиона испытующим взглядом.
– Ну… парень ты вроде ловкий… Попробуй, что ли… Слушай, у меня идея! Заходи-ка. Я сейчас. Да не разувайся, я третью неделю никак прибраться не могу. Главное – без меня никуда не лезь!
Шепелев вышел на балкон и выглянул. М-да, задачка! Балкон хоть и недалеко, но застекленный. Створки раздвижные, и одна вроде приоткрыта. Но не с самого краю. Зацепиться можно, конечно, но насчет сверзиться Виталий Палыч прав – не вопрос даже. Пока Родион боролся с собственным страхом и прикидывал, что да как, сосед с победным возгласом вышел на балкон и протянул ему моток прочной веревки.
– Это сын оставил. Он у меня скалолазанием занимается. Тут, кстати, по северному крутому склону на Лосиху забирался прошлым летом, – тон Виталия Палыча полнился сдержанной гордостью. – Впрочем, ладно. Я ее здесь привяжу где-нибудь, а ты вокруг пояса обвяжись покрепче – все страховка на всякий пожарный.
– Вот спасибо! – Родион приободрился.
Обвязаться было минутным делом – приходилось уже как-то. Второй конец Виталий Палыч сноровисто привязал к чугунному радиатору отопления классическим булинем. Ну, с богом!
* * *Широкий шаг… Окно… Карниз… Выступ стены… Балкон… Все на тоненького… Конечно, Родион лазил в детстве по деревьям и в веревочных парках пропадал часами, но сейчас все равно было страшно. Узкие наклонные карнизы, на которые с трудом умещается половина стопы, и узкие щели, куда пальцы влезают еле-еле. А под ним – десять метров пространства для свободного падения. Плита балкона едва заметно выступает за ограждение. Не то что половина стопы – пальцам места только-только. Хорошо еще, что он не в жестких ботинках, а в кроссовках. Пальцы рук до боли, до судорог вцепляются в металлический слив, и в голове лишь одна мысль: «Только бы не оторвался!» Сознание успешно забывает о веревке на поясе, зато о пропасти под ногами помнит хорошо. Слив держится… Еще чуть-чуть – и вот она, приоткрытая створка…
Шепелев уже протянул руку, чтобы ухватиться за перила в этом месте, чувствуя подступающее облегченное «уфф!», когда с той стороны в полумраке зародилось движение. Пальцы Родиона лишь коснулись перил, когда к стеклу прижалось бледное как смерть лицо с красными, как у альбиноса, глазами и такими же густо-красными большими синяками под ними… Женское лицо. Лицо Веры. Бескровные губы почти неслышно произнесли: «Уходи!», но Родион уже инстинктивно отшатнулся и сорвался.
Резкий рывок и боль в поясе от туго перетянувшей его веревки. Но эта боль лучше, чем поза сломанной куклы
