Я выждала, пока они не оказались подальше, выскользнула из-за сталагмита и приблизилась к клетке. Хародийцы оставили в гроте второй фонарь: в его свете серебристые отметины малыша слегка поблескивали. Он свернулся в клубок, сунув головку под крыло, дрожал и тихонько хныкал.
Я замедлила шаг, не желая испугать детеныша.
– Привет, маленький, – Я заговорила мягко и тихо, чуть громче шепота. – Тс-с, тс-с.
Затем я замурчала, изо всех сил стараясь изобразить звук, которым драконицы помогали своим дитям заснуть. Тянуть его было сложно, ведь мне приходилось задействовать язык, а у самок звук рождался прямо в горле. В конце концов из-под крыла высунулась продолговатая головка. На меня уставились широко распахнутые серебристые глазки.
– О Высшие, какой ты миленький, – неожиданно вырвалось у меня. – Как могла у кого-то подняться рука, чтобы…
Детеныш жалобно завыл, и я умолкла.
Он отощал, но это не так уж страшно. Ребра чуть-чуть торчали, но брюшко оставалось кругленьким. Судя по всему, Малик хорошо кормил своего детеныша, пока не нагрянули хародийцы. Однако его хныканье свидетельствовало о том, что он голоден.
Наверняка браконьеры плохо заботились о нем и не задумывались о пропитании малыша. Я огляделась по сторонам. В гроте не было ничего из еды: только сушеное драконье мясо. Но ведь должны же они запастись чем-то еще?.. Я сморщила нос – что за невежды. Разумеется, детеныш умирал от голода – даже у самого крошечного дракона хватит ума не есть собратьев.
Я стянула со спины заплечный мешок и повесила его на грудь. Достала кусок оленины и протянула между решеткой клетки. Детеныш сморщил мордочку и замахал крыльями. Я вгляделась в паховые чешуйки между задними лапками, и меня вновь охватили сомнения. Если передо мной маленький самец, то все усилия окажутся тщетны. Для драконенка Дариана нужна самочка.
Но чешуйки у детеныша прятались за лобковой костью и были обращены назад.
– Ты все-таки девочка…
Я с облечением вздохнула. Малышка неловко встала и принялась топтаться на месте, разглядывая мясо в моей руке, но не желая его брать.
– Моуп? – повторила я ее просьбу о еде и еще помурлыкала.
Она замерла и наклонила головку. Несмотря на отнюдь не смешную ситуацию, я не сумела сдержать улыбку. У малышки были такие выразительные глазки – серебристые, как у отца, – ушные и шейный гребни казались идеальными. Широкая грудь и крепкие лапки пророчили, что она вырастет крупной и сильной. Передо мной был отлично сформированный, распрекрасный дить.
– Давай, маленькая, – заворковала я. – Ты ведь голодная, я знаю. Подойди, поешь. Моуп?
Дверь клетки оказалась закрыта на щеколду, без замка. Я ее приоткрыла, стремясь подобраться немного ближе. Малышка тихонько взвизгнула, и я осторожно распахнула дверь полностью, чтобы она не лязгнула. Мне не терпелось приманить малышку: скоро вернутся хародийцы – или, что еще хуже, Малик. Мне нужно поскорее завоевать ее доверие настолько, чтобы усадить в мешок, а там ее успокоит покачивание, и она уснет, как человеческое дитя.
Наконец, все решил голод. Малышка с опаской поковыляла к дверце и, вытянув шею, цапнула мясо у меня с ладони. Уронила оленину на пол клетки и проследила, как я убираю руку. Обнюхала кусок, пару раз его лизнула и с жадностью проглотила.
Я помурлыкала, повторила «Моуп?» и предложила ей второй кусок оленины. Его малышка взяла уже с большей охотой и проглотила без предварительной проверки. Я ободряюще помурлыкала. Дити ее возраста легко устанавливают связь. На это я и рассчитывала. Я запрыгнула в повозку и села у входа в клетку. Малышка убежала в угол.
– Ты голодна? – я вытащила третий кусок и протянула в правой руке, одновременно вытянув и левую, пустую.
Когда малышка вернулась за угощением, я нежно коснулась пальцами ее щеки, продолжая мурлыкать и ворковать. Она не отскочила, а наоборот, подошла ближе и понюхала мой мешок, явно изнывая от голода. Я сунула руку за очередной порцией мяса, и малышка заглянула мне в глаза.
– Моуп? – уверенно спросила она.
Я погладила ее мордочку. Малышка лишь слегка дернулась, но позволила потрепать ее по макушке и погладить кожу вокруг рта, подражая тому, как мама-драконица облизывает своего испачканного едой дитя.
– Умница! – хотела сказать я, но голос сорвался, и вышел шепот.
По моей щеке скатилась слеза. Девочка охотно отозвалась на мое прикосновение, даже посреди этого кошмара – голодная и, наверное, отчаянно нуждающаяся в утешении.
Я продолжила мурлыкать, пока она ела.
Вчера я спрашивала себя, готова ли умереть за дитя. Тогда ответ мне продиктовали обстоятельства: выбора у меня не было. А сейчас я могла развеять все свои сомнения: за эту маленькую жизнь стоило бороться.
Я опять улыбнулась и тихонько погладила ее по голове. Малышка тоже замурлыкала – наверное, бессознательно, – ведь ее основные потребности оказались удовлетворены.
Со стороны входа в пещеру вдруг донеслись крики, после чего стены сотряс глубокий яростный рев. Запряженные в повозку ослики испуганно дернулись. Мешки с сеном обвисли. Вопли ужаса и хлопки арбалетных выстрелов захлебнулись влажным хрустом и булькающим вскриком. Пыхтение, треск устилающих пол костей под огромными лапами, новый быстро прервавшийся вопль. Звук выстрела, хруст и бульканье. Топот ног, за ним – тяжелая поступь, рычание, отчаянный и яростный вскрик, хруст и тишина. Ослики нервно проверяли на прочность свои путы.
Из темноты к нам приближались чьи-то шаги. Я прислушивалась к пыхтению и рычанию. Вдруг воздух прорезал громкий щелчок, эхо которого разнеслось по гроту.
Я огляделась в поисках укрытия, чтобы забрать малышку и спрятаться. Однако ничего подходящего я не увидела, да и заманить ее в мешок я не успевала.
Один из осликов принялся истошно вопить, второй присоединился к товарищу по несчастью. Малышка задрала голову, пытаясь увидеть, что же там такое творится, за границей света, и принялась жалобно восклицать. За сталагмитами что-то шевельнулось, сверкнуло серебро. Ослы пронзительно заревели, пытаясь избавиться от пут и сбруи. Малышка взвизгнула – ее испугала какофония.
Из-за последнего скопления сталагмитов появился дракон-отец. Он тяжело дышал, усыпанный множеством арбалетных болтов и испачканный ярко-алой кровью.
Остановившись, он обвел глазами грот и бросился на меня.
Я запрыгнула глубже в клетку и едва успела захлопнуть за собой дверцу: дракон врезался в нее головой. Дверь прогнулась внутрь, встав между нами преградой, но дракон все равно щелкнул челюстями. Я увидела его кривые желтые клыки – они были длиной с кинжал, не меньше – в обрамлении окрашенных алых десен. Он зарычал, меня обдало розовой слюной и смердящим кровью дыханием. Я съежилась в углу и закричала, малышка свернулась рядом и вторила мне, повизгивая от ужаса. Малик повертел головой, надеясь до меня дотянуться, а когда у него ничего не получилось, вытащил голову из клетки, впился клыками в прутья и как следует ее встряхнул.
Ослики ревели и брыкались, стуча задними копытами по повозке. Малик не обращал на них внимания, он лупил по клетке передней
