Шуджа и Чейен с рычанием метнулись ему наперерез. Там, где в него вонзались их когти и клыки, оно взвивалось и тотчас опадало. Когда оно наносило удар, наши драконы ревели от боли и смятения, но на них не оставалось ни следа черной тени.
Чейен ненадолго отступил под натиском твари, а Шуджа наотмашь ударил по туманным крыльям. Когда тень развернулась к Шудже, Чейен быстро напал на безглазого врага. Тень истаяла, как влага испаряется над огнем, а затем вновь забрезжила в воздухе и метнулась назад.
Наши боевые драконы неумолимо шагнули следом.
Тень померкла, а потом и вовсе исчезла. Мы прождали несколько минут: тишину нарушали лишь наше тяжелое дыхание и неизменный плеск воды. Наши лица блестели от пота. Чейен вырвал зубами болт из передней лапы. Шуджа, серьезно раненный в левое крыло, зарычал. Я еще никогда не слышала у него такого тона – ярости на грани страха.
– Милостивые Авар, что это, во имя всего святого, было? – выдавил мой отец.
– Хлад, – произнес Шуджа. – Хлад-огонь.
– Как Ужасы, – добавила я.
Остальные промолчали, а меня, как ударом драконьего хвоста, накрыло осознанием: тень побывала у меня в голове, она считывала мои воспоминания, дразнила меня ими. В правой ноздре что-то защекотало, стекло к губам. Я коснулась их пальцами и увидела кровь.
Вытерев пальцы о штаны, я развернулась. Отец сидел, устроив на коленях голову раненого ополченца. Тот, не сводя с меня взгляда, протянул дрожащую руку.
– Юная госпожа, вы невредимы?
Я кивнула, поразившись тому, насколько он бледен. Ополченец с трудом улыбнулся.
– Вы храбрая, – произнес он и закашлялся.
На кожаную куртку брызнула кровь, алые струйки потекли по его подбородку и шее. Ополченец в последний раз содрогнулся и обмяк. Мой отец накрыл его глаза ладонью и взглянул на меня. Я сдержала слезы. А я ведь так и не узнала, как его звали.
Роув опустился на колени рядом с лежащим неподалеку хародийцем:
– Он еще жив.
Из груди мужчины торчал арбалетный болт, обрамленный алым пятном.
Беллуа, спустившийся к нам, наклонился к хародийцу, от кровопотери ставшему совсем призрачным:
– Что это был за дух? – требовательно спросил он.
Роув повторил вопрос на странно звучащем хародийском языке, и чужеземец сбивчиво ответил, бегая взглядом между Роувом и Беллуа. Изо рта хародийца стекала струйка крови.
– Он говорит, что оно каким-то образом их принуждает.
Беллуа нахмурился.
– Бессмыслица. Они просто впадали в неистовство.
Роув опять заговорил на чужом грубом языке и встряхнул хародийца, когда тот едва не потерял сознание. Раненый промямлил ответ.
– Оно гонит их вперед. Как псов. Наполняет их чем-то… не знаю слова. Чем-то, связанным… не с голодом, но снеданием. Он говорит, что оно не с ними заодно, и умоляет о пощаде.
Хародиец еще что-то пробормотал.
– Что еще? – рявкнул Беллуа.
Роув казался расстроенным.
– Он хочет домой.
Дыхание хародийца оборвалось. Сочащаяся из раны кровь остановилась. Нас вновь окутала тишина, только у меня в ушах отдавалось мое же бешеное сердцебиение.
– Как оно забралось к нам в головы? – спросила я.
Беллуа медленно повернулся ко мне. Он был мертвенно-бледен и явно потрясен тем, что ему довелось узреть.
– О чем ты?
– Каким образом оно?.. Разве оно не?.. Оно влезло мне в голову, использовало мой страх как… разве с вами такого не было?
Меня охватила паника – я вдруг осознала, что тень напала лишь на меня. И я проговорилась – при Беллуа! Я сама вручила ему оружие, которым он не преминет воспользоваться.
Однако он уставился на меня с потрясением. Или со страхом. Или с ужасом.
– Значит, решено, – заключил Роув. – Мы запечатаем пещеры как можно скорее. Выходит, Маджа, я никуда не отправлюсь. Я должен остаться здесь. Мне жаль, но я буду вынужден отправить Томана в Авигал с приказами о нуждах драконерии, – он отошел ко второму павшему ополченцу и закинул его тело на свое широкое плечо одной рукой.
Роув поморщился, и я увидела, что из другой его руки торчит арбалетный болт.
– Давайте-ка вынесем наших людей на поверхность.
Отец кивнул и подхватил мертвого ополченца на руки. Беллуа еле-еле поднял третьего. Я взяла Мабира под локоть. Мы покинули зал через арку под изображением Менога. Шествие замыкали Чейен и Шуджа. Пока мы не оказались под яркими лучами солнца, никто не проронил ни единого слова.
31
Тела павших мы оставили у выхода из пещеры с их земляками, которым Роув пообещал, что вернется до заката. По пути домой я молчала, и отец ни о чем меня не спрашивал. Лишь надежно стиснул меня руками и пару раз тихонько ругнулся.
Когда мы приземлились, я побежала в зимнее стойло. Джем, в свою очередь, принялась помогать отцу расседлать Шуджу.
Я пронеслась мимо как раз опустившегося Чейена с Роувом и Туло. Дариан куда-то запропастился, но я не стала его искать. Я хотела лишь увидеть Кейрр, обнять ее покрепче и выплакаться.
Я думала, что мне стало легче, что худшее позади, но мои раны оказались вновь вскрыты. Кейрр слизывала слезы с моих щек и радостно ерзала – бодрое урчание малышки привело меня в чувство, и я чуть-чуть успокоилась.
А когда она нетерпеливо моупнула, выпрашивая обед, я вытерла глаза.
– Моуп, Майя, – наклонила Кейрр головку. – Хвш-ш.
– Целое предложение! Умница! – я погладила ее по гребешку. – А награду ты заслужила. Хочешь рыбы, значит, будет тебе рыба.
Мы прошествовали по мосту к загону. Приблизившись к углу амбара, я расслышала голос Беллуа и замерла, а потом зажала мордочку Кейрр ладонью, чтобы малышка не выдала нас обоих.
– Не надо проводить взаимосвязь, – отвечал Мабир. – Мы ничего не знаем наверняка: случившееся с Майей может быть лишь совпадением.
– Тогда почему оно проникло в голову именно к ней, а не к тебе и не ко мне? Что в ней такого? Почему она вечно оказывается в центре…
– В центре чего? – раздался голос Джем.
– Понятия не имею! – рявкнул Беллуа. – Чем бы оно ни было… сперва воплощение Коррузона в облике Летнего дракона, а после история с хародийцами, а сейчас… – он вновь умолк.
Я мысленно пнула себя. И почему я, не подумав, брякнула, что жуткая тень влезла мне в голову – только в мою – и начала копошиться в моих страхах, будто пес в мусорной яме? И говорила тень со мной, используя мой внутренний голос? Или просто пробудила мои давние страхи? Воспоминания путались, ускользали. Неужели я сходила с ума? В мысли опять вкрадывалось слово «проклятие». Самый удачный удар темная тварь нанесла, вызвав образ моей матери. Я со злостью задвинула эту мысль подальше.
– Ты подразумеваешь, что оно явилось именно из-за ее присутствия. Что несправедливо.
– Нет, я не говорил ничего подобного. Лишь то, что Майя уже в который раз оказывается рядом – в переломный момент – и соприкасается с тем, что недоступно
