местность в состояние болота.

Как они тут живут, ну депрессивный же город при всей своей красоте! Тут и здоровый живой человек кусаться начнёт!

– Зря я не взял калоши, – сказал я.

К счастью, служебная машина, на которой Найда отвезли в школу, уже вернулась, и нам не пришлось ждать такси или седлать велосипеды.

– Лёни Голикова, сто четырнадцать, первый корпус, – сказал Михаил водителю, подтянутому кваzи средних лет. – И можешь в дороге послушать музыку, Игорь.

Водитель кивнул – явно не был любителем пустых разговоров. Достал и надел наушники – крупные, не затычки в уши, а полноценные «мониторы».

– Хорошее имя для помощника, – заметил я. – С историей.

– Я не Дракула, – сухо ответил Михаил.

– А музыку ты велел поставить…

– Чтобы свободнее говорить.

– Ты учти, Михаил, наушники отсекают шумы куда сильнее, чем человеческий голос. Не замечал в самолётах, что стоит надеть ушки – и становится слышно сидящих вокруг?

Михаил покосился на водителя. Громко спросил:

– Игорь, ты меня слышишь? Как едем, по проспекту Стачек или по Западному Диаметру?

Водитель не реагировал.

– Он не слышит, – сказал Михаил. – Так, Денис. Предлагаю не сидеть на попе ровно в ожидании звонка сверху, а заняться горячим следом.

– Рассказывай.

– Елена Виленина, сорок два года… Ты что смеёшься?

– Реальные имя-фамилия? – спросил я. – Елена Виленина?

– Родители часто считают хорошей идеей дать ребёнку рифмующееся с фамилией имя, – сказал Михаил. – Это глупость, конечно, но их право.

– А фамилия, наверное, от ваших, от коммунистов. От Вождя пролетариата, – сказал я. – В-И-Ленин.

– От города Вильно, ныне Вильнюс. Ничего смешного. – Михаил несколько секунд строго смотрел на меня. Потом вздохнул и продолжил:

– …сорок два года, живая. Муж – Андрей Виленин. Тридцать пять биологических, сорок четыре календарных, кваzи. Обратилась в местный клуб любителей порядка с просьбой найти пропавшего мужа. При беседе дружинник обратил внимание на след укуса на её руке. Елена отказывается отвечать и подавать какие-либо жалобы. Но у добровольцев была ориентировка и указание обращать внимание на подобные случаи. Дружинник уверен, что укус – человеческий.

– Кваzи-человеческий.

– Это нам и предстоит выяснить, – кивнул Михаил.

Мы ехали минут двадцать. Михаил несколько раз доставал телефон, хмуро и едва ли ни с упрёком на него смотрел. Потом сказал:

– Ты бы хоть рассказал, как у вас дела.

– У нас?

– У тебя и Александра. Вы стали жить с сыном, это большая перемена в вашей привычной жизни. Ты привык к холостяцкому существованию с излишним употреблением алкоголя, редкими, но беспорядочными половыми связями, свободным времяпровождением. Александр сменил организованную и упорядоченную жизнь в уютном Санкт-Петербурге со строгим и педантичным наставником на вольное существование в шумной безалаберной Москве с плохо контролирующим его неопытным отцом. Это, наверняка, вызвало у вас обоих стресс?

– Да ты издеваешься, Драный Лис! – только и сказал я.

Михаил безмолвно смотрел на меня.

Я понял, что придётся отвечать.

– Мы настолько легко сменили наш образ жизни, – сказал я, – что это просто удивительно. Моё существование… э… излишнее и беспорядочное, крайне нуждалось в организованном влиянии Найда и той неизбежной ответственности, которую накладывает на взрослого человека воспитание ребёнка. Мы приняли взаимные обязательства и ограничили свои прежние потребности. Ведь в этом и состоит настоящая, живая семья, верно?

Михаил мигнул. И отвёл глаза.

– Я боялся, что вам будет трудно.

– Допустим, боялся ты за Найда.

– По большей части. Но я надеялся, что в эти дни с тобой будет и Настя.

– Тоже так думал, – признал я. – Но мы с Найдом и это перенесли мужественно и спокойно, с любовью и пониманием поддерживая друг друга в трудные минуты. Ни единой ссоры, ни одного конфликта.

Я постучал. Никакой реакции не последовало.

Тогда я осторожно приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

Найд валялся на кровати, задрав ноги в кроссовках на стенку, руки подложив под голову и глядя в потолок. Шторы были задёрнуты, и в комнате сгустилась полутьма.

– Саша, пойдём ужинать, – сказал я.

– Что ты вламываешься? – выкрикнул Найд, не глядя на меня.

– Я стучал. Долго. Ты же не в наушниках, верно?

– Я задумался. Ты всё равно не должен был входить. Я подросток, я имею право на личное пространство и уединение!

– А я взрослый, – ответил я. – Я не раздумываю. Я имею обязанности по отношению к тебе. В том числе и кормить.

– Я не буду есть, я не хочу! – твёрдо сказал Найд. – А что на ужин?

– Котлеты.

– Мяса я есть не буду!

– Но ты же не кваzи.

– Ну и что? Я вегетарианец. Я имею право на свои убеждения!

– Михаил говорил, что ты ешь мясо. Это нужно для роста и развития.

– Раньше ел, теперь перестал. Это моё личностное развитие и рост.

– Хорошо, но есть всё равно надо.

– Котлеты я не стану!

– Я пожарил тебе постные котлеты, – сказал я. – Капустные. На них даже наклейка была: «Пригодно для веганов, кваzи и употребления во время поста». Они вкусные, кстати. А себе я пожарил нормальные. Но на другой сковороде.

– У тебя две сковороды?

– У меня даже три кастрюли. Сам не знаю, зачем. Поешь, Сашка.

Пока Найд молча, но очень красноречиво размышлял (покачивая в воздухе ногой и сверля взглядом дырку в потолке), я изучал выделенную Найду комнату. За вчерашний день она вошла совсем уж в безобразное состояние. Честно говоря, не припомню ни у себя в подростковом возрасте комнату в таком состоянии, ни у сверстников, даже самых безалаберных. На полу стояли несколько открытых и частично разобранных картонных коробок с вещами – Михаил прислал их из Питера четыре дня назад, Найд заявил, что сам разберёт вещи. На стульях валялись мятые рубашки, футболки, носки и трусы, причём, похоже, что чистая и грязная одежда уже перемешалась. На столе в стаканчике стояла зубная щётка – Найд почему-то отказывался переносить её в ванную. Может быть, это для него означало бы окончательно принятие того, что он живёт со мной в Москве, а не в Питере с Михаилом?

В общем, такой бардак я видел только в голливудских фильмах, где требовалось быстро и чётко обозначить подростковый возраст персонажа. В жизни такого почти не бывает, мало кто любит жить в хлеву.

– Хорошо, – наконец-то решил Найд. – Если капустные, то я поем.

– Только не забудь вымыть руки. – Я смело вступил на минное поле.

Но то ли Найд и впрямь проголодался, то ли Михаил привил ему привычку умываться – тут он спорить не стал. Поплёлся в ванную комнату.

Я пошёл на кухню и стал разогревать котлеты.

Найд вернулся, сел напротив. Придирчиво осмотрел капустную котлету. Понюхал. Откусил. Признал:

– Вкусно.

– Насыпать зелёного горошка?

– Из банки?

– Точно.

– Насыпь, – разрешил Найд.

На кухне было куда светлее, и, открывая банку, я заметил, что глаза у Найда покраснели, а лицо припухло.

– Я очень скучаю по Насте, – сказал я. Уж если заводить тяжёлый разговор, то первым.

– Ты даже не захотел её увидеть! – сразу же вскинулся Найд. Всё верно, болевую точку я угадал. – Она умерла, спасая мальчишку! А ты не хочешь её видеть, даже когда она стала кваzи!

Что мне было говорить?

Объяснять, как именно возвышаются восставшие?

Как

Вы читаете Кайноzой
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату