– Ну его. Полезем поверху. Я первый.
И кряхтя стал карабкаться, с трудом перебирая артритными руками-ногами. За завалом холод ощущался намного сильнее. Пыль, за два десятка лет слежавшаяся толстым слоем, сейчас быстро покрывалась щупальцами изморози. Тонко посвистывал сквозняк, под ногами хрустело содержимое разбитых ящиков.
– Так… – Дед встал на той стороне и нахмурился.
– Чего? – Колька непонимающе уставился на него, уже готовясь перелезть.
– Раздвигайте… Мало ли чего и как, но назад надо отступать без проблем.
– Вот ты, Дед… – Макар вздохнул. И принялся за работу, очищая проход.
Времени заняло порядочно, но они справились и уже скоро шли дальше, теперь наплевав на предосторожности. Чего таиться, когда грохотали, да?
Шедший впереди Васильев вдруг вскинул зажатый кулак. Макар замер, держа темный проем коридора под прицелом. Дед махнул подзывая к себе.
– Слушай, – прошипел Васильев, тыча пальцем вперед. Видел, может быть, Макар плохо, что есть то есть. Со слухом проблем не было, он слышал. Через свист ворвавшегося в коридор ветерка, шелест этикетки с ближайшего ящика, колышущейся на сквозняке, различалось едва слышное урчание.
Они крались вдоль ящиков, приближаясь к источнику звука. Макар как ни старался идти бесшумно, казалось, грохотал при каждом шаге. Вдруг его захлестнул адреналин, руки заходили ходуном а в месте с ними и ствол автомата, сердце застучало в ушах барабаном. Так не было уже давно. Даже при охоте на страшного и огромного умку, жравшего бронированных клыкачей, как лемминг ягоду. Медведь был страшным, но понятным. Да, он крадется, да, нападает почти бесшумно и запросто оторвет ударом лапы голову. Но это все же медведь. А невидимая тварь-Семецкий урчал где-то впереди, прикрывшись ящиками.
Вонь, принесенная сквозняком, пугала не меньше звуков. Вот что он там делает?
Дед дошел до края штабеля, направляя ствол КСа в сторону едва подсвеченного проема. Дверь открыта? Луч фонаря Кольки пополз туда.
Макар подкрался ближе. Под ногой пискнуло и зашипело, рука Макара дрогнула, рванула на звук, судорогой стянуло палец, лежавший на спусковом крючке. Он еле сдержался, чтобы не выстрелить.
«Лемминги, чтоб вас!» – про себя ругался Макар. Вытер проступивший пот на лбу.
С громким визгом тень метнулась в проеме. Что-то рычащее ударило в ногу, вцепилось в штанину. Вскрикнув от неожиданности, Макар изо-всех сил нажал на спуск, но выстрела не произошло.
– Макар! – крик Деда взорвал тишину.
Его ударило в грудь, Макар, потеряв равновесие, завалился на спину, все еще отчаянно давя на стальной крючок, но автомат молчал. Громко хрустнуло, с глухим «бум» врезавшись в стену.
– Твою песцовую мать, – яростно рычал Дед, протягивая руку Макару и помогая подняться. – Жив, Аника-воин?
– Вроде.
– Песец это… Был.
Макар, поднявшись с грязного пола, сначала опасливо потрогал кучу зубов, меха и торчавших наружу костей, лежавшую у стены. Это его Васильев, видать, прикладом в прыжке поймал.
– Че не стрелял-то? Хотя, хорошо, что не стрелял.
Макар осмотрел свой АК под недовольное ворчание Деда, обтиравшего кровь с приклада:
– Бал-да. Скоро под сраку лет, а с предохранителя снимать… Тьху!
Макара одновременно колотило от холода и палило жаром: он забыл снять оружие с предохранителя! А если б это оказался не песец?
– Снял? Дебила кусок. Патрон-то дослал? Пошли смотреть, че эта меховая падла там жрала.
Колька вдруг хохотнул, явно нервно, заработав подзатыльник от Деда. Сразу за ящиками оказалось свободное от барахла пространство, метра два-три. Дверь, старая и никогда не открывавшаяся до этого, была приоткрыта. Сквозь узкую щель тянуло холодом, намораживая на пороге ледяную корку и время от времени сыпля снежинками.
– Эта падла дверь вскрыла.
– Семецкий?
– Ну не песец же! – взорвался Васильев. – В говно не вляпайся, Чингачгук.
Макар на это бухтение внимания не обращал. Здоровенная, растекшаяся, но успевшая подмерзнуть куча под самой дверью, бывшая источником странного запаха в коридоре, беспокоила больше. В куче при свете сумерек, пробивавшемся из-за двери, что-то поблескивало.
– Дед, погляди.
– Чего там эдакого? Семецкий нам под дверью насрал.
– Да не бухти, дверь приоткрой, света мало. Блестит.
– Ну-ка, – Васильев отломил доску от ящика и стал ковыряться в куче, которую успел подгрызть песец. Макар скривился, держа, впрочем дверь под прицелом.
– Ага.
– Что это, Дед?
– Ну-у… я не врач, конечно, но вот этот шипастый шарик с клушье яйцо, почечный камень.
– А это получается… – обомлел Макар, успевая смотреть и на дверь и на кучу.
– Ну да. Это, парень, зубы. Пломбы из амальгамы, потому и блестят. Отрастил Юра пальцы, избавился от болей в почках и, видимо, сменил зубы с дырявых на новые.
– Так же не бывает, Дед!
– Дерьмо с тобой не согласно, – вздохнул Васильев, поднимаясь с колена и с тоской глядя на улицу, откуда поддавала начинавшаяся вьюга.
Глава двенадцатая
– Так! – Васильев, подняв КС, слушал тишину. Которой не было.
Капала наледь стен и потолка, подтаявшая от тепла, которое проникло из станции через открытые Семецким двери. Пищали вездесущие лемминги, никогда не спящие и вечно ищущие еду, набежавшие сразу, как только запахи Треугольника вышли наружу. Потрескивали фитили фонарей, а Колька, точно заболевший, шмурыгал забитым носом.
– Сука… – Васильев сплюнул. – Назад, быстро и осторожно. Макар, закрой вход.
Заскрипел протестующий винт, не желавший подчиняться человеку. Макар пробовал несколько раз, но не выходило. Семецкий, став иным, сумел сорвать резьбу, почти прикипевшую и не дающую запереть дверь с уплотнителями.
– Подтащите тяжелое и придавите ее, – дед сопел, злясь. – И за мной. Я на станцию, боюсь за…
Он не закончил, да оно и так понятно. Ашот и Паша ушли в соседнее крыло, а Иван Сергеевич остался с женщинами. Боец из него так себе, как и охотник. Надо возвращаться.
Дед развернулся к основному модулю. Сделал первый шаг.
Вопль долетел искаженно, но ощутимо. Дикий крик боли и ужаса. Как кричали молоденькие тюлени под колотушкой неумелого Макара двадцать лет назад. Безысходно и жутко плача из-за ломающихся костей, рвущихся внутренностей и страха. Стрельба накатила позже, беспорядочная и суматошная.
– Пашка! – Коля дернулся, бросив ухваченную часть вездеходного дизеля, аккуратно сложенного в коридоре совсем недавно.
– Стоять! – рявкнул Дед. – Заканчивайте.
И побежал туда сам, без света, один.
Никогда Макар не работал так быстро, ни разу. Железяки, накиданные одна на другую, придавили друг друга, вроде бы надежно удерживая дверь. Он глянул на них, надеясь, что выдержат, в случае чего. И понесся за Колькой, уже мелькавшим фонарем в нескольких метрах впереди.
Чертов пацан спешил к брату, а Макар только и знал, что спотыкался о так и не выброшенный хлам. Херово зрение подводило хуже некуда, мелькающее рыжее пятно впереди мутнело и удалялось.
В Кольку он почти влетел, едва успев притормозить. Вскинул АК, нутром чуя что-то нехорошее. Оставалось пройти еще полкоридора, в этом месте особенно густо заставленного вещами. Запасные кровати, стулья, несколько столов, верстак, пластиковые ящики с заготовленными шкурами. А Колька стоял столбом, трясясь мелкой дрожью. Да что же такое?
Он понял быстро, чуть отступив и дернув пацана на себя. Вот так, значит?
Дверь впереди оказалась
