– Тогда можно попробовать выстрелить из ружья, – не унимался Костя.
– В решетку? Хорошо, только стрелять будешь ты, – сказал Дильс. Видя застывшее в недоумении лицо Кости, он спросил: – Ты никогда не слышал про рикошет?
– Нет, взрывать и стрелять нельзя, – решительно сказал Тух-Тух. – Будем пилить по очереди. Сколько у тебя полотен, Дильс?
– Шесть.
– Должно хватить.
Тух-Тух, поев (как всегда жадно и быстро, словно оголодавший пес), сказал, что идет спать, и отправился в палатку.
– Похоже, что завтра решающий день, – сказал Артур.
Дильс рассеянно кивнул, и со стороны это выглядело даже как-то жалко, хотя все понимали, что его поведение по отношению к Злате не выдерживало никакой критики. И слепому было видно, какая сумятица происходит внутри этого мужика – весь его рассудок, его выдубленный годами опасных экспедиций характер вступил в серьезную схватку с одним из самых неприятных человеческих качеств – азартом. Или алчностью? Это было видно по его лицу, глазам, усам даже, судя по всему, эти качества пока одерживают победу за победой.
– Не знаю, что мы найдем за этой решеткой, – негромко проговорил он, – но что-то у меня царапается внутри. Сечете?
Он понизил голос, убедился, что Злата не слышит его, занятая чисткой посуды.
– Признаться, я даже иногда думаю, не лучше ли было послушаться Злату.
– А сейчас что же? – насмешливо спросил Аммонит.
– Сейчас уже поздно, мосты сожжены, – серьезно ответил Дильс. – Если бы этот восьмой лаз тоже уперся в тупик, мы с утра отправились бы на базу. Но эта решетка…
– Она будто манит внутрь, да? – закончил Костя за отца, и он, удивленно взглянув на него, неуверенно кивнул.
– Меня беспокоит Тух-Тух, – сказал он после недолгого молчания. – Те двое не задумываясь перерезали всю станцию, и, если мы действительно найдем что-то ценное, необходимость в нас отпадает, согласны?
Черт, Тима даже не подумал об этом. И в самом деле, какой резон Тух-Туху делиться с ними, если можно забрать все?!
– В общем, не спускайте с него глаз, – добавил Дильс.
– Может, взять с собой ружье? – высказал Артур предположение.
– Нет, это только усилит его подозрения.
Постепенно все забрались в палатки, устраиваясь на ночлег. Не спалось лишь Злате, и она принялась пересчитывать запасы. Она машинально перебирала водонепроницаемые пакеты, банки, коробки, но мысли ее были далеко от этого. Сегодня она увидела нечто такое, от чего тут же покрылась ледяным потом, но никому об этом не сказала. Конечно, ее в лучшем случае поднимут на смех. А в худшем сочтут сума– сшедшей.
Аура. Вот что это было. Злата не особенно вникала в смысл этого слова, но знала главное – аура показывает истинную сущность человеческой души, она как ребенок, совсем маленький ребенок, и не умеет притворяться, лгать. Такое с ней было всего один раз в жизни, когда у нее на глазах немцы убили маму. Ей тогда было двенадцать лет, сорок четвертый год. До конца войны оставалось немного, но кто знал об этом? Именно в этот раз ее мама решила поговорить о ее способностях, о которых Злата уже тогда догадывалась. И – о чудо! – она увидела над головой матери легкое искрящееся облачко мягко-золотистого цвета. Оно плавно двигалось в такт движению мамы, и от него вверх шла тончайшая нить, почти прозрачная, будто сотканная из мыльного пузыря, исчезая где-то в небе. Маленькая Злата восхищенно смотрела на это удивительное явление, каким-то шестым чувством осознавая, что этот благородный цвет символизирует чистоту и доброту ее мамы. Внезапно облачко стали протравливать темные всполохи, как волны, и лицо мамы стало взволнованным. Волнение передалось Злате. А через три минуты мамы не стало. Но перед этим Злата отчетливо видела, как нить, уходящая в небо, неожиданно стала исчезать, будто кто-то невидимый просто медленно сматывал ее в клубок, пока из облачка (ставшего к тому времени уже неприятно серого цвета) не остался торчать уродливый отросток… В этот момент началась бомбежка, и мама, закрыв своим телом Злату, упала навзничь. И больше не вставала. Злата заплакала от испуга, она видела, что у мамы нет половины лица, там что-то мокрое и красное, а на оставшейся половине бешено вращается уцелевший глаз. Мама пыталась улыбнуться посиневшими губами, вздохнула и умерла. Облачко к тому времени стало угольно-черным. Это событие врезалось в память Златы на всю жизнь.
Сегодня она видела такие же облачка над всеми членами группы. Она не удивилась, увидев, что у Кости и этого ненавистного норвежца они темно-бордового, почти коричневого цвета, словно кусок заветренного мяса, только мух не хватает. У остальных ауры были примерно одинаковые – бледно-зеленые, у Тимы и Дильса, правда, они были более насыщенного цвета. Но ее поразил Аммонит. Облачко над его макушкой было таким же, как у ее матери, нежно-золотистое, оно искрилось, как маленькое солнце. Но самое страшное, что нить, плавно покачивающаяся над его аурой, была короче, нежели у других.
Потом все исчезло, и она долго размышляла, не показалось ли ей все это. Разумеется, она ничего не сказала Дильсу. Во-первых, он был атеистом, который верил только в коммунизм и светлое будущее партии. Во-вторых, последние события в значительной степени пошатнули его авторитет в ее глазах. А в-третьих… она просто не хотела ни с кем делиться своей тайной. От этого она даже испытывала некоторое эгоистическое удовольствие, хотя прекрасно понимала, что это не красит ее.
Она услышала, как зашуршала палатка и наружу выбрался Аммонит. Сердце женщины екнуло.
– Ты куда? – хрипловато спросила она, видя, что он направляется к выходу.
– Пойду, подышу нормальным воздухом, – сказал он, застегивая куртку. – Сон не идет.
Он вышел из пещеры, и Злата, помедлив, пошла за ним. Только бы Дильс не увидел их!
Снаружи было тихо, как в склепе. Чернильное небо плотным покрывалом накрыло остров, на нем хрустальными осколками проклевывались звезды. Аммонит стоял, глядя куда-то в сторону океана.
Злата робко дотронулась до его плеча, и Аммонит с улыбкой обернулся:
– Тоже не спится?
– Ты… Тебе не холодно?
– Я все хотел тебя спросить. Только не обижайся, ладно?
Злата горько усмехнулась:
– Ты меня заинтриговал. Спрашивай.
– Артур и Костя… Это ведь не твои сыновья?
– Биологически нет. Но я люблю их как родных.
– Это дети Дильса? – допытывался Аммонит, и Злата, помедлив, ответила:
– Нет. Мы взяли их из детского дома. Своих детей у нас нет.
Даже в темноте Аммонит видел, какого труда стоило этой маленькой женщине сообщить почти незнакомому человеку такую пикантную подробность. Он молча ждал, понимая, что сейчас последует продолжение, и не ошибся.
– Мне кажется, я знаю, о чем ты думаешь, – промолвила Злата. Она кашлянула и произнесла: – Дело в нас обоих.
– Нет, – покачал головой Аммонит. – Не ври мне.
Он подошел ближе, и Злата смутилась, увидев, как он смотрит на нее. В этом взгляде было все – непреодолимое желание, радость, собачья верность и готовность принести себя в жертву ради нее. Он осторожно положил на ее плечи свои сильные руки.
– Дильс… получил ранение на фронте. Он сильно переживал из-за этого, – вымученно улыбнулась Злата.
Руки помимо ее воли обвили крепкую шею мужчины, и он, задыхаясь от нахлынувших чувств, прижал к себе хрупкую женщину.
– Мы… не должны… – прошептала она срывающимся голосом. – Дильс убьет нас…
– Я люблю тебя. Разве ты не поняла это? – жарко зашептал он, осыпая поцелуями ее лицо. – И я могу сделать из тебя мать. Счастливую мать.
