– О, Кэт… – Мэри-Энн подбежала и одной рукой обняла ее. – Все будет хорошо. Вы же еще не выходите замуж. Вы еще можете отказать.
– Могу ли я? Чтобы до конца жизни слушать упреки и терпеть издевательства матушки?
– Это ваша жизнь, а не ее.
Кэтрин вздохнула.
– Не понимаю, как я позволила всему этому зайти так далеко. Я хотела сказать нет, но матушка и отец стояли тут и так радовались, а у Короля был такой несчастный вид, и я просто… не знала, что еще можно сделать. А теперь все еще сильнее запуталось.
– Да, но ничего непоправимого пока не случилось. – Мэри-Энн погладила ее по голове. – Хотите, я принесу чаю? Он успокоит ваши нервы. Или сладкого пудинга?
На душе у Кэт сразу стало легче.
– В самом деле? Ой, только сперва помоги мне расчесать волосы. Такое чувство, как будто я неделю хожу с этими шпильками в голове.
Кэт повернулась, чтобы Мэри-Энн было удобней вытаскивать шпильки, и ее взгляд упал на окно, застекленное ромбами. На подоконнике с наружной стороны лежала белая роза.
Кэт громко ахнула.
Мэри-Энн что-то говорила, но Кэт ее не слышала. Волосы водопадом рассыпались у нее по плечам.
Она заставила себя оторвать глаза от цветка. Сердце стучало, как барабан.
– Ты думаешь, я веду себя глупо? – спросила она невпопад. – С Королем?
– Сердцу не прикажешь, – рассудительно сказала Мэри-Энн. Она сложила шпильки на туалетный столик и принялась осторожно разбирать постель, стараясь не оцарапаться о колючие розовые ветки, все еще обвивавшие столбики кровати. Маркиза решила пока их оставить, в надежде, что розовый куст будет отпугивать другие растения из снов. – Но раз уж вы меня спросили, по-моему, Король… очень милый. А то, что вы ему очень нравитесь, так это всякому видно.
Кэт наблюдала за тем, как хлопочет Мэри-Энн, хотя ей мучительно хотелось снова посмотреть на окно. Она уже успела подумать, что роза ей только привиделась, но было страшно оборачиваться: вдруг Мэри-Энн заметит.
Само по себе желание сохранить цветок в секрете было очень странным: Кэт никогда в жизни ничего не скрывала от Мэри-Энн. Но эта роза была… как слово, сказанное шепотом на ухо, как переглядывание украдкой в многолюдном зале. Что-то драгоценное, и только для нее. Что-то, чего практичная Мэри-Энн могла и не понять.
– Я передумала, не надо пудинга и чая. У меня нет аппетита.
Мэри-Энн с тревогой вгляделась в ее лицо.
– Вы часом не заболели?
Кэтрин рассмеялась, визгливо и ненатурально.
– С чего ты взяла? Нет, конечно. Просто мне необходимо привести мысли в порядок. Я, пожалуй, подожду ложиться, лучше немного почитаю. Я совсем не устала. Тебе не о чем беспокоиться.
– Да? Хотите, я останусь? Можно во что-нибудь поиграть или…
– Нет-нет, спасибо! Я… мне хочется побыть одной. Нужно как следует обдумать все, что случилось.
Брови Мэри-Энн разгладились.
– Конечно. Доброй ночи, Кэт. – Она вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.
Пытаясь унять ураган, который подняли ее разбушевавшиеся нервы, Кэтрин прислушивалась к звуку удаляющихся шагов Мэри-Энн. К скрипу половиц под ее ногами.
И заставила себя повернуться к окну.
Ей не привиделось. Роза была там – идеальная, белоснежная, на длинном стебле. Ее положила так, чтобы отсвет цветного витражного ромба обрамлял ее, как рамка.
Задыхаясь от волнения, Кэт подошла к окну и подняла раму. Осторожно, чтобы не уколоться, взяла розу.
Ночной ветерок принес цитрусовый аромат – выглянув, она увидела, что лимонное деревце, пересаженное к ней под окно, уже дотянулось до второго этажа, а его ветви гнутся под тяжестью спелых плодов. Кэт внимательно оглядела ветки, лужайку и сад, но там не было ничего, кроме ночных теней.
Тогда она посмотрела наверх и вдруг заметила блестящие черные глазки. Отшатнувшись, она уронила розу к своим ногам.
Ворон наклонил голову набок. Точнее, ей подумалось, что наклонил. Черные, как чернила перья были почти невидимы в темноте.
– Привет, – поздоровалась она, зябко ежась от ночного холодка.
– Добрый вечер, прекрасная дама! Простите ль вы меня теперь, за то, что постучал я в вашу дверь?
– О, вообще-то, это не совсем дверь. Скорее, окно.
Ворон тряхнул головой.
– Пришлось допустить некоторые вольности ради рифмы.
– Понятно. Что ж… добрый вечер, прекрасный Ворон! Простить вас я должна за неожиданную встречу у окна.
Заливистый смех заставил Кэтрин замереть, а ее сердце – подскочить до самого горла.
Из-за черного наряда его невозможно было разглядеть в кроне деревца. Он казался таинственным и прекрасным, а в золотых глазах отражался огонь ее камина.
– Потрясающе, правда, Ворон? – сказал Джокер. – Леди слагает стихи, как заправский поэт.
– Что вы здесь делаете? – спросила Кэтрин. – Я думала, вы ушли вместе с Королем.
– Сегодня вечером я ему больше не нужен, и он меня отпустил. Я решил погулять, осмотреться. Ведь я недавно в этих краях.
– Но вы же не гуляете. Вы лазаете по деревьям.
– И это неплохая тренировка.
Кэтрин высунулась подальше в окно.
– Признайтесь, ухаживание – это ваша идея?
Широкая улыбка исчезла, и даже в темноте стало заметно, что Джокеру не по себе.
– Надеюсь, что я не злоупотребил своими полномочиями, миледи. Но на сегодняшнем приеме мне показалось, что вы предпочли бы продолжительное ухаживание немедленному предложению руки и сердца.
Кэт сжала губы.
– Хотя со стороны могло показаться также, – продолжал Джокер сочувственным голосом, – что вы не в восторге от обоих этих предложений.
– Вы, видимо, считаете, что я буду полной дурой, если осмелюсь даже подумать о том, чтобы их отклонить.
– Миледи, я сам дурак – таково уж мое ремесло. И могу сказать с уверенностью, что у вас нет к нему никаких задатков.
– Какое облегчение, – прыснула она.
– В самом деле? Вы что-то имеете против дураков?
– Вовсе нет. Просто, будь у меня от природы способности не только к стихосложению, но и к глупости, я бы попыталась занять ваше место, а это было бы досадно: уж очень хорошо оно вам подходит.
Его гибкое и мускулистое переместилось среди ветвей, и Кэт догадалась, что Джокер расслабился. Удивительно, но она не чувствовала, как он напряжен, до тех пор, пока это напряжение не ушло.
– Кажется, оно мне и впрямь подходит, – сказал он. – Но, осмелюсь заметить, вам мой колпак пошел бы больше.
И он слегка тряхнул головой, заставив бубенцы мелодично звякнуть.
Их улыбки встретились в темноте, осторожные и немного подозрительные.
Вдруг, спугнув их, в коридоре послышались чьи-то шаги. Кэт ахнула и повернулась к окну спиной – но шаги прошаркали мимо. Вероятно, это отец решил перед сном посидеть в библиотеке.
Кэт медленно выдохнула, удары сердца отдавались даже в кончиках пальцев.
Снова высунув голову в окно, она увидела, что Джокер не шелохнулся, не поменял положения, но его тело снова превратилось в тугой комок мышц.
– Итак, – заговорила Кэт, стараясь, чтобы ее голос звучал легко и весело, хотя он все еще немного дрожал, – хотела я ухаживания
