«Теперь мы знаем, что Герман нам не соврал, – сказал себе Илюшин. – Тогда почему меня не оставляет ощущение, что врала Гурьянова, хотя говорили они практически одно и то же?»
Одна из свидетельниц вспомнила подростка по имени Сеня Крамник. Услышав от Илюшина, что Карнаухов дружил с ним, она удивилась.
– Поклеп это! Крамник и сам хулиганье, и водился с таким же хулиганьем. Володя их проделками не интересовался. Работящий парень, ему не до того было.
«Уж не в Чехию ли вы хотели нас отправить, Кира Михайловна?» – мысленно спросил Илюшин.
Кто-то посоветовал ему обратиться к Оксане Литвиновой. Макар дождался окончания смены на хлебозаводе и выловил ее из толпы. Это была рослая женщина с тяжелым взглядом, левую щеку которой пересекал косой шрам. При имени Гурьяновой в ее глазах загорелся фанатичный блеск.
– Пойдем-ка отсюда подальше, расскажу тебе кое-что, чего больше никто не расскажет.
Она отвела его не домой, а в заведение под названием «Сосисочная». Макар почти не удивился, обнаружив в меню только пельмени и салат «Мимоза».
– Гурьянова – страшная баба, – сказала Литвинова. Она выбрала столик в углу, рядом с которым никого не было, но все равно приглушила голос и подозрительно оглядывалась. – Выгнала из школы мою дочу, приревновала ее, сучка. Ирка молодая, красивая! Физкультурница! А та… Ну, ты видал ее. Она и пятнадцать лет назад была такая же унылая – не баба, а счетная доска. Старые девы все злобные, одна хуже другой.
– К кому приревновала? – спросил Илюшин.
Литвинова взмахнула рукой:
– А! Я, думаешь, знаю? Мужиков в школе хватает. Физик, географ… не помню, кто еще. Но на нее ни один не польстился.
– Гурьянова все эти годы живет одна?
– В том-то и дело! Это неспроста, уж ты мне поверь. Ирочку любили все, и ребятки, и учителя… А уж родители нарадоваться на нее не могли! Ко мне каждый день кто-нибудь да подходил: спасибо вам, Оксана Ивановна, за вашу доченьку, низкий вам поклон! – Литвинова утерла рукавом слезу. – Гурьянова такого вынести не могла. Науськала старуху, налила ей яда в уши, и та уволила мою девочку. Уехала Иришка, теперь работает в другом городе. Раз в полгода видимся – разве это дело? Гурьянова мне всю жизнь, считай, сломала: у меня ведь, кроме дочи, никого нету. Но это еще не все, считай, только затравку услышал. Она ведь к нам из Москвы приехала, Гурьянова-то, а зачем, почему – никто не знает. Был у нас такой Алексей Буслаев – ты, должно быть, слыхал о нем. Большого ума человек! Порядочный, щедрый, а красивый какой! Ему бы в администрации сидеть, а не этому… пузатому. Он тоже понял, что Гурьянова – последняя дрянь, и стал докапываться до правды, выяснять, отчего эта змея в наш городок приползла, хотя у нее не то что родни – ни единой знакомой души тут не водилось. И кое-что выяснил!
– И что же? – спросил Макар, потому что Литвинова смолкла.
– А вот этого никто не знает. Погиб он. Мы с ним виделись незадолго до его смерти, он у меня покупал икону, оставшуюся еще от деда. Денег много дал, не обидел. А перед уходом говорит: не переживай, Оксана Ивановна, недолго твоему врагу осталось тут жить. Я, говорит, такое нарыл! Вот подвезут мне доказательства – и поднимем шум, чтобы у всех на нее глаза открылись, а не только у нас с тобой. – Оксана вновь утерла слезы. – Ничего не успел Алексей Викентьевич! Я уж и к Яицкому на прием ходила, упрашивала его, чтобы продолжил дело Буслаева после его гибели… Но тот – тьфу, слюнтяй, а не мужик.
Дальше рассказ Литвиновой сделался неинтересным: она обвиняла всех в потакании директрисе и костерила власть. Расставшись с ней, Илюшин вернулся тем же путем к хлебозаводу и наткнулся на женщину, которую видел в толпе вместе с Оксаной: она стояла у ворот, болтая с подругой. Макар был любопытен, а чутье подсказывало, что сама Литвинова не даст ему честного ответа. Он завязал с женщинами разговор и между делом спросил:
– А что, у вас опасное производство?
– С чего ты взял?
– У Оксаны Ивановны шрам на лице…
Они переглянулись и одновременно хмыкнули.
– Это у нее от дочки на память, – объяснила первая. – Ту из школы уволили, она пришла домой злая, как собака. Слово за слово, поругались они, и Оксана грохнула об пол тарелку. А Ирка схватила осколок, полоснула Оксану по щеке, перепугалась и давай паковать вещички, пока мать заявление не написала.
Вернувшись домой, Макар связался с одним из старых московских знакомых и попросил найти ему все, что можно, о Гурьяновой.
На следующий день пришли три письма с вложениями.
Кира Михайловна вовсе не была старой девой, как утверждала Литвинова: она вышла замуж в двадцать один год и овдовела пятнадцать лет спустя; ее муж разбился на вертолете в одной из рабочих поездок вместе с тремя другими пассажирами и экипажем. Детей в браке не было.
– Замуж после вдовства не выходят по двум причинам, – пробормотал Макар, – если брак был очень счастливым или если он был очень несчастным. Я бы поставил на первое.
Гурьянова еще два года проработала в школе, но уволилась после громкого скандала. Помощник Илюшина прислал несколько статей. Приведенные журналистами факты во многом противоречили друг другу, и четкой картины не вырисовывалось, но ясно было одно: в классе Гурьяновой по программе инклюзии оказался ребенок с особенностями развития, и она с ним не справилась – он нанес себе повреждения во время урока. Две статьи намекали на вину учителя, допустившего, а то и спровоцировавшего срыв мальчика; в третьей журналист задавал риторические вопросы о качестве российского образования.
Макар нашел очень короткую запись интервью с матерью школьника. «Я не хочу никого обвинять, – повторяла тихая испуганная женщина, отворачиваясь от камеры, – никто не виноват. У меня нет претензий к школе». После этого ведущая сообщила зрителям, что в настоящее время ребенок находится в больнице и врачи отказываются давать комментарии о состоянии его здоровья.
Странная история, подумал Илюшин. Если была доказана вина Гурьяновой, как она смогла вновь устроиться в школу и вырасти до целого директора? Возможно, в трудовой книжке осталась запись «уволилась по собственному желанию» и никто не стал интересоваться ее биографией. Если дело обстояло именно так, Литвинова права: в руках Буслаева оказался сильный козырь против Гурьяновой.
А отчего скончался Алексей Викентьевич?
Выяснив это, Илюшин чертыхнулся. Приехал, называется, в тихий городок разыскивать сбежавшего юнца.
Глава 9
2005 год
1Двадцать восьмое июня.
Двадцать девятое июня.
Тридцатое.
С некоторого времени Киру сопровождал призрачный силуэт, оставаясь на границе видимости. Он подслушивал их разговоры, читал ее почту, наблюдал, как они встречаются с Шишигиной.
– Это не более чем игра воображения, – сказала старуха, когда Кира поделилась с ней. – Если постоянно думать о белой
