– Илья, а что с моим телефоном? – чужим голосом сказала Кира.
Двое за спиной сразу замолчали.
– Все в порядке, Кира Михайловна? – спросила Шишигина после долгой паузы.
Кира наконец обернулась.
– Да… Вспомнилось кое-что. – Она тряхнула головой. – Так что насчет мобильника? Он пригодился?
Щерба засуетился, выудил серебристый телефон из глубин своей клетчатой рубахи с сотней потайных карманов. Кира шутила, что у Ильи с собой все на тот случай, если он окажется на необитаемом острове. В этой шутке была лишь доля шутки. Неприятная часть, приходящаяся на правду, заключалась в том, что любой человек, набивая свои карманы разнообразными предметами, среди которых, допустим, наручники и моток бечевки, имеет в голове картину потенциального бедствия, на которое рассчитаны его запасы. Кира даже отдаленно не хотела представлять, к чему готовится школьный сторож.
– Я пощелкал малость, – сказал Илья. – Не сразу разобрался, куда нажимать, но потом вроде как пошло. Человеческие-то мозги избирательные. А электронным все равно, им о нашей девчушке беспокоиться не надо.
– Ну, давай поглядим. – Старуха полезла за очками.
Все трое склонились над телефоном. У этой модели был маленький узкий экран, а снимал Щерба из рук вон плохо, наводя резкость куда попало, и поначалу Кира вообще не понимала, что за размазанные пятна в кадре. Но потом увидела рыжий затылок – он бросился в глаза, как красное яблоко в траве, – и без труда достроила вокруг него фон и статистов. Илья трижды менял дислокацию, следуя за девочкой. Аллея Славы, где в этот день впервые заработал фонтан; церковный двор; палисадник перед домом одной из Олесиных подружек.
– На ходу фоткал, – пояснил Илья, когда пошли кадры совсем неразборчивые. – Шел по другой стороне улицы.
– Конспираторы хреновы, – проворчала старуха. – Однако в таком виде это совершенно неудобоваримо. Пожалейте мои глаза, Илья Сергеевич! Неужели нельзя привести ваш, так сказать, репортаж в божеский вид? Я имею в виду, напечатать обычные бумажные карточки, хоть матовые, хоть глянцевые.
– Школьные принтеры для этого не предназначены, – объяснила Кира. – На выходе получится такая же мешанина, даже, наверное, хуже. Здесь вполне можно разобрать наших знакомцев, если присмотреться… Вот, например, Козарь. Отец Георгий… Узнаете, Вера Павловна?
– Положим, священника трудно не узнать. Но это все личности, от которых у нас уже мозоль на глазу. Вы идентифицируйте кого-нибудь, кто не так осточертел за эти дни и на кого мы еще не примеряли маску нашего упыря.
Старуха вернулась к началу съемки.
– Допустим, этот! – Желтый прокуренный палец ткнул в нечеткую фигуру. Кира и сторож едва не стукнулись лбами, одновременно склонившись к экрану, но вспомнить, кто это, не смогли.
– Со спины снят, – сказал Щерба. – Если б лицом…
– Будет вам и лицо! – Шишигина пролистала снимки.
– Постойте-ка! Вот же он.
Очень похожая фигура пересекала нижний угол кадра, в то время как девочка поднималась по дорожке к церкви. В этот раз камера запечатлела темно-зеленую клетчатую рубашку и стриженый затылок.
– Илья, кто это?
– Не помню, – недоуменно отозвался сторож. – Чертовщина какая-то. Получается, он недалеко от меня прошел?
– Это, наверное, разные люди, – решила Кира. – Двое мужчин примерно одинакового телосложения. И не тощие, и не толстые.
– Посмотрите-ка сюда…
Оба уставились на то, что показывала старуха. Щерба снимал вслепую, держа телефон на уровне живота, так что тот наводился произвольно на ближайший объект, и четкий снимок у него получился лишь чудом. Это была предпоследняя фотография: заваленная почти на сорок пять градусов полоса зелени, торчащий вверх обломком тонущего лайнера угол белого здания с облупившейся штукатуркой, рыжая девочка на длинных ступеньках, выбегающая из пространства за границей снимка. Она улыбалась во весь рот, адресуясь кому-то, кто не попал в объектив старенького аппарата. Тот, кому предназначалась ее улыбка, отражался в падающей, как и все остальное, створке библиотечного окна: сгорбленная спина, зеленая рубаха.
– Минуточку! – Киру осенило. – Илья, а ведь это мое дежурство, а не твое. У меня записано: четырнадцать двадцать, библиотека. Я должна находиться… – она соотнесла пространство кадра с реальным, – вот здесь! – Начертила ногтем крестик на столе, в трех сантиметрах от внешнего края телефона. – Рядом с Ингой, она как раз покурить вышла. Как получилось, что ты в это время фотографировал Олесю?
Щерба смутился.
– Что же здесь непонятного, – усмехнулась Шишигина. – Илья Сергеевич по окончании своей вахты не угомонился, как договаривались, а отправился дальше геройствовать.
– Издалека я снимал, – неохотно сказал Щерба. – Сами видите, никому на глаза не попался. Даже Кира Михайловна меня не заметила.
Старуха принялась выговаривать ему – совершенно таким же тоном, каким отчитывала курящих старшеклассников: суховато, с усталой брезгливостью; сторож молчал, на лице его ничего не отражалось. Кира слышала Шишигину словно через закрытую дверь: ее мысли занимал не Илья, нарушивший правила, а человек в зеленой рубашке.
Она была там. На ее глазах девочка взбежала по ступенькам и скрылась за тяжелой библиотечной дверью, чтобы спустя двадцать минут появиться с книгой.
Как могло случиться, что она не заметила человека, оказавшегося неподалеку от Олеси, даже если он задержался всего на секунду? Ребенок улыбнулся – кому? Что за человек-невидимка, как в рассказе Честертона, скользил среди них, оставшись лишь на матрице сотового телефона? Отец Браун схватил убийцу; им оказался почтальон. Но на фотографии не Анна Козарь.
Проще всего разбудить девочку. Если и Олеся не вспомнит, кто ей повстречался, то все происходящее окончательно перейдет в область мистики. Но Олеся, конечно же, вспомнит. Вопрос заключается не в имени, которое она назовет, а в том, отчего они с Ильей не увидели того, кто был у них под носом.
Человек, которого никто не замечает…
Примелькавшийся на улицах бродяга вроде Воркуши? Священник? Монтер?
И вдруг Кира поняла.
– Фотограф!
Шишигина осеклась на полуслове. Сторож подался вперед с изменившимся хищным лицом.
– Он к ней не подходит близко!
– Потому и спина сгорбленная…
– Его не замечает никто!
– Пять дней таращились сквозь него, а не видели.
– …везде отирается, все его знают.
Илья коснулся экрана, все посмотрели на снимок. Теперь перед ними был обычный кадр с непродуманной композицией. Олеся позировала на ступеньках библиотеки, фотограф согнулся, ловя нужный ракурс. Кира даже рубашку вспомнила, зеленую, в крупную клетку, он ее иногда узлом завязывал на животе и становился похож на школьника, играющего в ковбоев.
– Это же глупость сказочная, – сказала Кира удивленно. – Беспросветная моя глупость. У Германа в ателье висит фото Хохловой с ее натуральным цветом волос. Он каждый день ее видел в этом образе, а мы гадаем, кто мог помнить о том, что она рыжая. Любой из детей пошел бы с ним не задумываясь, он часто просит их позировать на выгодном
