– Кровь он мог смыть и дома.
– Не знаю, – повторила Кира.
– Умоляю вас, ближе к делу, – нервно попросила Шишигина. – Марта у него в руках. Возможно, он ее уже убил!
– Если девочка мертва, нам совершенно некуда торопиться, – хладнокровно сказал Макар.
Старуха дрожащей рукой вытерла пот со лба. Кира коснулась ее ладони.
– Он украл Марту не только из-за того, что она рыжая. Это самый верный способ отомстить нам обеим. Он будет мучить ее. Прошу вас!.. – Голос ее сорвался.
Бабкин испугался, что Гурьянова разрыдается, а со старухой случится удар.
– Так-так-так, – торопливо сказал он, – давайте-ка разберемся, что у вас уже есть, а затем наметим план действий.
– Мы предполагаем, что Карнаухов вернулся в город сравнительно недавно, – уже спокойнее сказала Кира. – В противном случае слишком высок был риск, что мы его опознаем. Он должен выглядеть так, чтобы его не узнал Герман. Вряд ли у него нашлись средства на пластику, значит, нос сломан. Паспорт, конечно, поддельный. То есть паспорт настоящий, но владелец – не он.
– За двенадцать лет могли и найтись деньги на операцию. Макар, что ты делаешь?
Илюшин открыл ноутбук и щелкал мышью.
– Изучаю спутниковую карту. М-да…
– Сколько? – спросил Бабкин.
– Много. Больше десяти.
– Что вы считаете? – резко спросила Шишигина.
– Постройки, – объяснил Сергей. – Те, что в лесу. Их можно разглядеть на фотографиях со спутника.
– А Марту со спутника нельзя разглядеть? – подалась к нему старуха.
Бабкин взглянул на нее и понял, что она не шутит.
– К сожалению, нет, Вера Павловна.
– Будем плясать от Карнаухова, – решил Макар. – Итак, мы ищем мужчину, которому сейчас… сколько, Кира Михайловна?
– Тридцать три.
– …мужчину от двадцати пяти до сорока, среднего роста и, скорее всего, бородатого, потому что это самый простой способ изменить внешность. Допустим, он вернулся в две тысячи седьмом…
– Не вариант, – буркнул Сергей.
Все обернулись к нему.
– Сами подумайте: человек с девятнадцати лет до двадцати одного года меняется очень мало, хоть он двести бород отрастит. Нет, Карнаухов приехал сюда взрослым мужчиной. Я бы сказал, копать надо в пределах четырех лет.
– Сузим границу до две тысячи одиннадцатого. Вряд ли здесь появилось много мужчин подходящего возраста за это время.
– Но как, как нам о них узнать? – простонала Шишигина. – Сегодня выходной, все закрыто, и райотдел, естественно, тоже!
Илюшин на секунду задумался.
– Карнаухов должен был купить или снять квартиру… Ну, или дом, благо жилье здесь недорогое.
– Риелтор! – Гурьянова вскочила.
– Именно. Их много?
– Один, – сказали женщины одновременно.
…В Беловодье проживало всего трое мужчин, подходящих под описание, однако их имена ничего не говорили ни Гурьяновой, ни Шишигиной.
«На то, чтобы навестить всех троих, уйдет время, – думал Сергей. – Но хуже всего не это. Допустим, мы приехали, а никого нет дома, что более чем вероятно из-за этого праздника, будь он неладен. И что тогда? Показывать соседям фото Карнаухова в надежде, что они опознают приезжего мужика в этой полудетской физиономии?»
Илюшин молчал. На лице его отражались те же мысли.
Две женщины смотрели на них с надеждой.
Тихонько зажужжал телефон.
– Снова риелтор, – удивленно сказала Кира.
– Включите громкую связь.
Комнату наполнил высокий дребезжащий голос:
– Кирочка, я кое-что вспомнила, вдруг тебе пригодится. Тут один такой дядечка наведывался ко мне дважды, приценивался к Гагарина и Некрасова, ну, знаешь, к той части Некрасова, которая на холме, низину-то никто не хочет, там на первых этажах плесень, ее вообще ничем не выведешь…
– Ира!
– Прости-прости! Я о чем вообще? А! Дядька такой себе дядька, мутноватый. Он сейчас в подвальчике живет, ты наверняка его знаешь, там ремонт ключей и прочая фигня. Подвальчик вроде как ему в наследство достался, а может, и нет, он особо не горел желанием рассказывать, а я не стала расспрашивать…
Кира выронила телефон.
– Господи, я его знаю! Это новый ключник!
Илюшин нажал кнопку отбоя.
– Как он выглядит?
– Бородатый, усатый, постоянно в темных очках, даже зимой… на вид ему лет тридцать восемь. Неразговорчивый. Замкнутый тип и довольно неприятный.
– Пасека! – вдруг громко произнесла старуха. Она походила на идола, который отверз уста, предрекая бедствие. – Пасека!
– Вера Павловна… – осторожно позвал Сергей, сокрушенно подумав, что все-таки возраст, ничего не поделаешь.
Шишигина всплеснула руками:
– Пасека, боже мой, пасека! Кира, да скажите же им!
Гурьянова поменялась в лице:
– В самом деле! Мастерская при новом владельце стала работать через два дня на третий. Однажды я пожаловалась знакомой, что это неудобно, и она объяснила, что владелец разводит пчел и целыми днями пропадает в лесу.
Илюшин одобрительно щелкнул пальцами.
– Вы случайно не запомнили, где эта пасека?
3– Мне не дает покоя один вопрос, – тихо сказал Макар. – Чей труп сбросила в реку Гурьянова, если это был не Карнаухов?
– Нашел время, – буркнул Сергей. – Помолчи, не мешай.
Они лежали в противопожарном рву, густо поросшем люпином, по стеблям которого сновали муравьи. За их спинами шумел лес, а перед ними, на опушке, уходили вдаль ровными рядами ульи, выкрашенные в зеленый цвет. Над пасекой стоял торжественный ровный гул.
Бабкин раздвинул стебли и приподнялся.
Ряды упирались в небольшой летний домик, на стене которого ровно посередине, как будто дом рисовал ребенок, была вырезана дверь. Справа виднелся дощатый сарай, слева в глубине – низкая замшелая крыша, похожая на гигантскую книгу, разложенную на траве переплетом вверх.
– Это что такое? – шепнул Макар, подкравшись к нему.
– Подземный омшаник. Ульи сносят туда на зиму, чтобы пчелы не погибли.
– А летом, значит, там пусто?
Они переглянулись. Бабкин сполз обратно в ров.
– Вообще, конечно, похоже на правду, – тихо сказал он. – Девчонка от страха рванула не в ту сторону и заплутала в лесу. Дорогу не заметила, петляла, добралась до реки.
– Машину видел?
– Торчит какой-то рыдван возле сарая… Сиди, не высовывайся.
Сергей побежал, согнувшись, по рву, и скрылся из виду.
Вернулся он очень скоро, с обрезком доски в руке.
– Внутри кто-то есть. Ходит и бубнит.
– Два голоса?
– Один. И окно пленкой затянуто. – Бабкин сполз на дно и прижался спиной к осыпающейся стенке. – Значит, слушай сюда. Давай исходить из худшего: девчонка находится в доме, а у этого утырка какая-нибудь самодельная пищаль. Поэтому…
– …разворачиваемся и уходим.
– Поэтому ты ждешь возле окна. Если он выскочит…
– …бью его этой хренью.
– Я тебя самого сейчас побью этой хренью! – озверел Бабкин. – Не вздумай к нему приближаться! Если он выскочил, орешь и запоминаешь, куда он побежал, а доской отмахиваешься, если ему взбредет в голову пырнуть тебя ножом.
– А ты?
– А я зайду в дом и поздороваюсь.
Макар нехорошо улыбнулся:
– Давай на секунду допустим, что Карнаухов начнет стрелять. И что?
– Тогда драпаешь, сигаешь в ров и вызываешь полицию. Связь тут хорошая, я проверил. После этого сидишь тихо, прикрывшись доской.
– Катись к черту с таким планом, – уже без улыбки сказал Илюшин.
Бабкин снисходительно
