После чего убрал трубку и оглядел съёмочную площадку, ну, то есть двор Южного Форта, который он превратил в некое подобие этой площадки.
Двор самой дикой семьи Тайного Города идеально подходил для шоу «Отверженные», поскольку одним своим видом навевал тоску и уныние. В его центре гордо высилась мусорная куча – совершенно необходимый для существования и самоидентификации дикарей источник мух, крыс и жуткой вони – от неё Жуций спасался вставленными в ноздри патентованными магическими фильтрами «Черемуха 19», превращавшими миазмы Красных Шапок в лёгкий цветочный аромат. За мусорной кучей, с противоположной от ворот стороны, свисал со стены башни парадный портрет великого фюрера Кувалды, грязноватый, но нарисованный с большим чувством, то есть с использованием аляповатых, запредельно ярких красок, а правее портрета виднелись грузовые ворота в подвал, над которыми весёленьким пятном сверкала вывеска «ЭлектроБарыга». У ворот толклась очередь: дикари несли «ЭлектроБарыге» краденое и награбленное, однако количество «бизнесменов» не шло ни в какое сравнение с теми, кто окружил съёмочную площадку. В левом от парадного портрета крыле находилось «Средство от перхоти» – семейный кабак Красных Шапок, ещё один, а точнее, главный источник самоидентификации дикарей, поскольку без виски их мозги просто-напросто не работали, а между кабаком и портретом размещалась государственная виселица, временно не использующаяся по прямому назначению, поскольку превратилась в центральную зону съёмочной площадки.
На эшафоте кружком расставили стулья, и сидящая напротив камеры Сопля с увлечением предавалась исследованию личных проблем двух молодых Шапок.
– Итак, Штанина, почему ты решила бросить Асфальта?
– Потому что он импотент! – заржали в толпе.
Однако желаемой цели – вывести из себя участника шоу, – зрители не достигли и съёмке не помешали, поскольку опытный Жуций вставил актёрам скрытые наушники, а в районе губ закрепил чувствительные микрофоны. В результате участники шоу обидных возгласов не слышали, а выкрики зрителей аппаратура не улавливала.
– Вы были такой чудесной парой, – продолжила Сопля. – Вас все обожали.
– И все нам завидовали, – не удержалась Штанина.
– Счастливой любви всегда завидуют.
– Они такие злые, – вздохнула Бомбочка.
– Верно. – Сопля посмотрела на самца: – А ты чего скажешь?
Вместо ответа боец Асфальт тяжело вздохнул. С одной стороны, ему нравилось появляться в телевизоре: за это и деньги платили, и девчонки липли. С другой – дружки, в телевизор не попавшие, над Асфальтом посмеивались и даже иногда так обидно его обзывали, что липнущие девчонки сматывались и смысл появления в телевизоре терялся. Тем не менее Асфальт держался и честно исполнял распоряжения продюсера, то есть делал вид, что ему нравится обжиматься с противной задавакой.
А вот Штанина Гнилич не страдала, ей всё нравилось: и в телевизоре появляться, и гадости другим участникам шоу говорить, и ругаться так, что публика начинала одобрительно свистеть. Штанина мечтала спихнуть Соплю и самой занять место ведущей и злилась оттого, что Жуций не обращает на её прелести никакого внимания: всем ведь было понятно, почему именно Сопле досталась крутая роль.
Эти обстоятельства заставляли Штанину держаться томно и периодически бросать на Жуция призывные взгляды, от которых конца шумно пучило. Но при этом свою роль девица знала назубок.
– А почему я не должна его бросить? – затараторила она, услышав «подводку» Сопли. – Что он ваще может, кроме как попусту обещать? Шубу обещал? Обещал. И где она?
– На меня гринписы напали! – взвился Асфальт. – Я витрину разбил, шубу хвать, а они напали. Не смей, кричат, зверей носить! И в клочья.
– Тебя? – ахнула Сопля.
– Шубу.
– Лучше бы тебя, – ядовито добавила Штанина. – Кто ещё говорил: королевой тебя сделаю, бриллиантами завалю, остальные, мол, от зависти удавятся, а сам подарил одно кольцо с непонятным камнем, который я даже проверить не успела, его сразу стырили…
– Значит, ценное было, раз стырили, – заметила Сопля, поправляя парик.
– Значит, она уснула в коридоре, – вставила свои пять копеек Буженина Шибзич. – Все видели, как похабно она там валялась.
Буженина переживала, что у неё мало слов в сценарии, и решила отыграться на враждебной Штанине Гнилич.
– Заткнуть её? – едва слышно спросил режиссёр.
– Пусть трещит, – решил Жуций. – Челам нравятся грязные подробности.
– А если подерутся?
– Тем лучше, – пожал плечами конец. – Челам нравятся тупые драки.
А драка, судя по косвенным признакам, назревала нешуточная. Причём драка женская, то есть безжалостная.
– Это кто тут ещё про коридор будет рассказывать? – осведомилась Штанина, упирая руки в бока.
– Что, не было такого? – с издёвкой осведомилась Буженина.
– Подумаешь, коридор! Ты, вон, по всему гаражу неделю назад валялась!
– Я валялась?
– И Бублика к себе зазывала!
– Бублик! – воскликнула Буженина, переводя взгляд на ещё одного участника шоу. – Я тебя зазывала?
Боец благоразумно сделал вид, что ничего не слышит.
– Она зазывала тебя в гараж? – спросила Штанина.
– Я что, зазывала тебя в гараж? – с угрозой повторила Буженина. И сдуру добавила: – Или ты сам пришёл?
– Ага! Значит, ты там валялась! – обрадованно завопила Штанина. И вцепилась Бублику в ухо: – Что ты с ней в гараже делал?
Публика встретила неожиданный поворот свистом и одобрительными возгласами:
– С ней много кто в гараже делал!
– И не только в гараже!
– И не только в коридоре!
– Эй, телевизор, меня сними, я тебе про обеих много расскажу!
– Про коридор расскажи! – завопила Буженина, хватая Бублика за второе ухо. – Как там она валялась.
Несчастный Бублик завизжал от боли. Асфальт, обрадованный тем, что о всяких там бриллиантах позабыли, глядел на незадачливого приятеля со снисходительным сочувствием.
– Ты с кем в гараже был?
– С Тазиком.
Подобное заявление вызвало вполне понятное потрясение. Женщины остановили взаимную перебранку и одновременно гаркнули:
– Ты был с Тазиком?!!
Народ тихонько присвистнул, но смолчал, ожидая продолжения неожиданного каминг-аута. А поскольку толерантностью в Южном Форте пахло значительно меньше, чем мусорной кучей, последствия этого признания могли получиться самыми непредсказуемыми.
– Мы мотоцикл чинили! – объяснил Бублик.
– А потом? – настырно поинтересовалась Буженина.
– Потом ты пришла.
Во дворе выдохнули: Жуций – с облегчением, народ – продолжая что-то подозревать.
– Трезвая пришла?
– А ты не помнишь?
– Завалилась такая трезвая, что облик потеряла? – захохотала Штанина, и Буженина не стерпела.
– Тварь! – прокричала она и
