Неужели Клод вовсе не так и безумен, каким кажется?
Игнат еще раз оглядел забор: если зацепить веревку за эти острые пики, удастся ли перелезть? Забор был устроен таким образом, что ни схватиться толком, ни ногу поставить, и возвышался метра на три. Игнат понимал, что надо найти другое место для проникновения – здесь явно слишком близко хозяйственные службы. Поэтому он двинулся дальше, высматривая удобный подход к забору.
Он совершенно не представлял, что будет делать, когда попадет на виллу, и собирался импровизировать, надеясь на собственную силу – он же не субтильный Клод. Игнату представлялось, что он просто возьмет Настю за руку и уведет, – ну, в крайнем случае, вызовет на помощь Марко. Во всю эту колдовскую ахинею Игнату верить не хотелось. Но слова, сказанные Марко по телефону, его как-то смутили: действительно, почему он так уверен, что Настя обрадуется? Может, она вовсе и не вспоминает о нем? И не жаждет освобождения? Да нет, она же оглядывалась и упрямилась, когда слуга ее уводил. Ладно, главное – попасть внутрь, а там разберемся.
Глава 7
Настя совершает страшные открытия
Настя только что вылезла из ванны и одевалась, томно потягиваясь. Но втиснуться в шорты ей так и не удалось. Ничего себе! Ну ладно, буду в юбке, решила она. Юбка тоже сидела как-то непривычно, и Настя повернулась к огромному зеркалу, от которого обычно отворачивалась. Зеркало показывало что-то странное, и Настя растерянно вгляделась в собственное отражение: выросла я, что ли?
Юбка доходила ей только до щиколоток, а не до пят, как раньше. Настя сняла юбку и уставилась на себя – она явно вываливалась из купальника: трусики неприятно резали бедра, а лифчик едва прикрывал грудь. Настя стащила купальник и провела руками по телу, неужели она до такой степени поправилась? Хотя… чего она еще ожидала, так наваливаясь на еду? Настя придвинулась к зеркалу: надо же, как здорово загорела! Раньше ее бледная кожа всегда покрывалась красными пятнами, а сейчас – ровный золотистый загар с белыми полосками от купальника. А волосы? Что с ними такое? Они как-то порыжели… Наверное, выгорели. А вьются, потому что здесь очень мягкая вода. Настя еще внимательнее уставилась в зеркало и встретилась взглядом с собственным отражением – а глаза? Они всегда были голубые! А теперь… какие-то… зеленые? Да нет, это так падает свет…
Через некоторое время она отвела взгляд, усмехнулась, и вышла из комнаты. Обнаженная, медленно шла она по дому и саду к бассейну. Наплававшись вволю, улеглась в шезлонг и задремала. Кто-то кашлянул рядом и, не открывая глаз, она сказала повелительным тоном:
– Карл, скажи Берте, чтобы нашла мне одежду. Да, и обедать я буду в саду.
– Повинуюсь, госпожа. – Карл низко поклонился, и если бы Настя могла видеть его лицо, она поразилась бы: Карл улыбался. Краше от этого он, правда, не стал.
Сидя под развесистым деревом за маленьким, уставленным всяческими яствами столиком, с бокалом вина в руке, Настя медленно приходила в себя. Она никак не могла понять, что заставило ее валяться совершенно голой около бассейна, спасибо, Берта догадалась принести платье! Простое белое платье изо льна, напоминающее тунику, чрезвычайно нравилось Насте.
Но ни платье, ни превосходный обед с непременным малиновым десертом не могли избавить Настю от мучительного внутреннего беспокойства, которое будоражило и не давало погрузиться в привычную сонную оторопь. Ее чрезвычайно тревожило собственное странное отражение, так не похожее на всегдашнее. Тревожило и… явно кого-то напоминало. Настя вскочила и побежала в картинную галерею – так и есть: обнаженная рыжеволосая женщина, которой Настя недавно любовалась! Сходство было неоспоримым. Настя постояла, со страхом глядя на картины – что же это такое? Как странно… Может ей примерещилось спросонок? Наверняка.
Настя вышла прямо в сад через французское окно, прошла чуть вперед и вдруг заметила маленькую деревянную дверь в стене, за которой обнаружился спуск вниз. Настя заглянула – темно, но на первой ступеньке, как нарочно, лежал фонарик. Лезть туда или нет? Но Бруно же написал: можно везде, где открыто! Она зажгла фонарик и начала храбро спускаться по винтовой лестнице. Спускаться пришлось довольно глубоко, и Настя уже пожалела о своем поступке: нет, не доведет меня до добра любопытство! Наконец она оказалась в полукруглом помещении с каменным полом и стенами. Рассмотреть все целиком было трудно: луч фонарика выхватывал из темноты лишь отдельные детали интерьера – грубую скамью, висящий на цепях светильник, каменную чашу…
– А-а! – Настя отскочила назад и уронила фонарик: со стены на нее смотрела страшная рожа – выпученные глаза, черный провал разинутого рта с обломками зубов и змеи вместо волос. С испугу Насте даже показалось, что змеи шевелятся! Она подобрала фонарик и еще раз посветила на стену: конечно же, там ничто не шевелилось. Но какая страшная, брр! Настя шагнула назад и наткнулась спиной на какую-то торчащую палку, а когда обернулась и поняла, что это за палка, то ахнула: это было скульптурное изображение отвратительного обнаженного мужчины – у изваяния не хватало одной ноги, половины левой руки и части носа, но огромный фаллос сохранился прекрасно и выглядел очень вызывающе. У Насти загорелись щеки, и она поспешно направила луч фонарика в другую сторону, на рельеф с изображением какого-то странного существа… или божества? Настя поворачивала фонарик, освещая камень с разных сторон – свет и тени создавали причудливою игру на поверхности рельефа: существо казалось то злобным, то веселым, а черты физиономии напоминали то собачий оскал, то птичий клюв…
– Синьорина!
– Ой! – Настя подпрыгнула.
Это был Карл:
– Не следует синьорине тут находиться. Темно, сыро. Прошу наверх.
– Как вы меня напугали. – Настя уцепилась за корявую руку Карла и побрела за ним по лестнице к свету и теплу летнего дня. Она совершенно забыла о том, как выглядит, поэтому снова вздрогнула, увидев свое отражение в большом зеркале одной из гостиных: рыжие волосы, белое платье, золотой загар…
