Костровитин прислонился спиной к нарисованному подсолнуху. Выставил вперед автомат. Стал ждать, когда из развалин появится враг. Он знал, что тот непременно появится, и боялся умереть до его появления.
Он услышал тихий хруст разбитых кирпичей и старался не кашлять, чувствуя, как в животе булькает горячая кровь.
Поперечный, держа пистолет, ступал по кирпичам, стараясь заглянуть за остов разбитого комода. И вдруг автоматная очередь ударила в упор, рассекла от плеча к бедру. Он выронил пистолет и упал головой на колени сидящего Костровитина.
Упавшее тело причинило Костровитину ужасную боль. Но не было сил столкнуть его с колен.
Они оставались у стены с подсолнухом. Костровитин то терял сознание, то приходил в себя. Заметил, что придавивший его украинец открыл глаза. Глаза были синие, полные слез.
– Ты кто? – спросил украинец.
– Николай Костровитин. А ты?
– Я Грицко Поперечный. Пить есть? Жжет, не могу!
– Отвались маленько. А то фляжку не достать.
– Сил нету.
Костровитин с трудом просунул руку под навалившееся тело. Достал фляжку. Отвинтил крышку. Стал поить Поперечного. Тот пил и стонал. А потом отпал головой, закрыл глаза. Костровитин понял, что тот умер. Стал пить из фляги. Выпил всю воду до дна. Осторожно поставил фляжку на землю. Всхлипнул и умер.
Так они оставались у стены с нарисованным подсолнухом. Где-то в развалинах кричал петух. Стелился дым из горелых танков.
Подкопаев смотрел на два сломанных дерева. Их стволы треснули. Деревья наклонились друг к другу, переплелись ветвями. Казалось, они беззвучно рыдают, осыпая друг друга листьями.
Президент Вязов почувствовал, как ему в легкие вошел железный штырь. Поворачивается там, выходит сквозь горло. Он лежал на полу кремлевского кабинета. Кругом хлопотали врачи. Надевали ему кислородную маску.
Глава девятая
Телефон Вероники отозвался через день. Голос у нее был спокойный, чуть насмешливый – Подкопаеву показалось, что ее обрадовал его звонок. В нем все ликовало, все светилось. Его возлюбленная была опять рядом, среди этих улиц, деревьев, цветущих клумб.
– Не знаю, кто без меня хозяйничал в оранжерее. Два великолепных дерева оказались поломанными. Стволы расщепились, ветви срезаны, листва сорвана. Даже корни выдраны из кадок. Теперь их лечу. Сращиваю переломы, накладываю компрессы.
– Но где вы были? Я голову потерял. Куда вы исчезли?
– Была в Лондоне.
– И мне ничего не сказали?
– А была должна?
– Но теперь-то я вас увижу?
– Конечно. Через час нас ждет Всеволод Борисович.
Они встретились через час в приемной Школьника. Подкопаев был счастлив. Он обожал воздух, которым она дышала. Боготворил свет, который падал ей на плечи, золотил волосы. Вероника была в строгом сером костюме, с неповторимым, дурманящим ароматом загадочных духов. Ее розовые пальцы были прозрачны на солнце, как лепестки. В ее лазурные, как у лесной колдуньи, глаза было страшно смотреть. Но было невозможно от них оторваться.
– Вы похожи на посетителя картинной галереи. Какой-нибудь шедевр? – усмехнулась она.
– Вы правы, есть такая картина в одном из первых залов Уффици. Флорентийская или венецианская дама, златокудрая, синеокая, смотрит на залив. Там плывет парусная лодка и летит морская птица.
– Так вас поразила дама или птица? – насмешливо спросила она.
За столом секретаря чуть слышно прозвучал звонок.
– Всеволод Борисович приглашает зайти.
Школьник поднялся из-за стола радостный, энергичный, с розовым лицом стареющего эпикурейца.
– Как Лондон? Остановились в «Дорчестере»? Был оказан достойный прием?
– Все было безупречно, Всеволод Борисович.
– Садитесь, – он пригласил их за журнальный столик и сам переместил туда свое грузное тело. – Поздравляю, Сергей Кириллович, – обратился он к Подкопаеву, – ваша беседа со Светланой Федоровной Вязовой прошла весьма удачно. Это еще не инсульт, но похоже на слабое кровоизлияние в мозг. Все-таки у Бертолетто отменное здоровье.
Подкопаев сделал вид, что понял, о чем разговор. Осторожно произнес:
– Да, да.
– Теперь о новом поручении. Вы, конечно, помните такого выдающегося господина, как Леонид Исаакович Бородулин. Он был моим другом. Тогда его состояние было одним из самых крупных в России. Теперь есть люди гораздо богаче. Он был правой рукой первого президента. Он привел к власти Вязова. Без его согласия не назначался ни один министр. У него был грандиозный план превращения неповоротливой России в конфедерацию. Но последовала ссора с Вязовым. Его бегство в Лондон. Его лютая ненависть к Вязову. И известие о самоубийстве Бородулина. Он повесился в ванной на батистовом шарфе известной в Лондоне проститутки. Казалось бы, о нем забыли… – Школьник сделал печальное лицо, потускнел, сгорбился. Было видно, что утрата друга трудно ему далась. Но вдруг распрямил плечи, заулыбался: – Леонид Исаакович Бородулин жив! Он выдумал самоубийство, скрываясь от мести Вязова. Он жив и готов к публичному выступлению. Я связался с ним, и он готов дать первое интервью мне. Там будут такие сенсации, что все агентства лопнут от зависти! Поезжайте немедленно в Лондон и возьмите интервью у Бородулина. Вероника Петровна будет вам верной помощницей. – Школьник обратился к Веронике: – На каком дереве остановили свой выбор?
– Астения круглоголовая, из Гвинеи.
– Были трудности с доставкой?
– Небольшая задержка на таможне. Но мистер Эрви, как всегда, помог.
– Очень хорошо. Поезжайте.
– Когда? – поинтересовался Подкопаев.
– Прямо сейчас.
Едва оставалось время упаковать саквояж и успеть в аэропорт. Они сидели с Вероникой в салоне первого класса. Он не спрашивал ее ни о чем. Только не мог наглядеться на ее близкое лицо. Дорожил несказанным счастьем любоваться золотистой, плотно уложенной прядью, маленьким ухом с каплей бриллианта. Вдыхал чуть слышный аромат колдовских духов.
Сразу после взлета она закрыла глаза и откинула голову, обнажив белую шею. Ее рука лежала совсем близко от его руки. Он думал, что она дремлет, накрыл ее руку своей ладонью. Не открывая глаз, Вероника освободила руку. Переложила его ладонь на подлокотник. И он смиренно замер. Так они и неслись над мировыми столицами, и он, не касаясь ее, чувствовал ее прелесть, волшебную близость, тепло и дыхание ее тела.
Любезный шофер отвез их из Хитроу в отель «Дорчестер». Привратник, лицо которого загоралось счастьем при виде каждого гостя, открыл перед ними дверь, со словами «Леди! Сэр!». Служитель подхватил их багаж и понес в номера. Проходя через холл, многолюдный и шумный, Подкопаев услышал русскую речь. Увидел несколько знакомых лиц из числа тех, кто покинул Россию и создал за границей «правительство в изгнании». Теперь члены этого «правительства» пили кофе и виски в «Дорчестере», дожидаясь встречи с Леонидом Исааковичем Бородулиным.
Номера Подкопаева и Вероники оказались по соседству. Это обрадовало Подкопаева. Их близость сохранялась, а вместе с ней сохранялась надежда на невозможное, невероятное
