– Ты очень заботлива, Руби, – сказала Ада, выбираясь из-под балдахина и тоже подходя к камину. – Но что с тобой? Ты выглядишь просто ужасно.
– Ах, Ада! – воскликнула Руби. – Что я за ночь пережила!
Ада подвинула кресло, и Руби в него уселась.
– Во-первых, в комнатах персонала были какие-то странные шумы. Лай, скулеж и жуткий вой…
Ада намазала маслом несколько гренок-солдатиков и налила Руби чашку чая.
– Нет-нет! – запротестовала та. – Это же твой завтрак!
– Глупости, – твердо сказала Ада. – Добрая чашка чая тебе явно не повредит, нервы успокоить. И яйцо всмятку тоже возьми.
Ада уселась напротив Руби и погладила ее по руке.
– Я думаю, ты слышала участников литературно-собачьей выставки, – сказала она успокаивающе. – Они только прибыли и привыкали к новому месту.
– Не думаю, – ответила Руби. – Я встретила Артура сегодня утром на лестнице, он сказал, что ночь все собаки провели в конурах, которые Мальзельо приготовил для них в Невинных погребах, в подвале под домом. А то, что мы слышали, доносилось сверху дома, из коридора мансарды, прямо снаружи наших спален. И потом…
Глаза Руби округлились как блюдца.
– …наши башмаки за дверьми…
Она сделала большой глоток.
– Что случилось с вашими башмаками? – спросила Ада.
Руби подняла ногу и оттянула носок своего потертого и поцарапанного башмака.
– Их сжевали! – выпалила она.
Еще две чашки чая и яйцо всмятку успокоили Руби достаточно для того, чтобы вернуться к работе на кухне. А после Адиного обещания, что Чердачный клуб займется этим делом, она окончательно воспряла духом.
Когда Руби ушла, Ада отправилась в гардеробную, чтобы одеться. Ее прежняя камеристка, Мэрилебон, всегда оставляла ей одежду на диване, но теперь Аде нравилось подбирать ее самостоятельно.
Девочка выглянула в окно. Снег густо покрывал землю, переливаясь белизной и сверкая на холодном зимнем солнце.
Проследив взглядом вниз от ступенек парадного крыльца, Ада увидела участников литературно-собачьей выставки, выведенных их хозяевами на утреннюю прогулку. Или, подумала Ада, скорее наоборот, потому что каждого романиста (и поэта), наглухо
уткнувшегося носом в свою книжку, осторожно вел его пес. Сэр Вальтер Жжот нес огромный переплетенный в кожу фолиант.
Когда тот выпал из рук хозяина, Айвенго, шотландская гончая, немедленно поднял его, радостно вертя хвостом.
Плейн Остин громко читала вслух роман, сопровождая свою декламацию отточенными жестами, в то время как Эмма – хампширская ищейка чрезвычайно голубых кровей – вынюхивала что-то у ее ног, прижавшись носом к земле.
Позади них Джордж Элиот и Уильям Проснись Теккерей шли в пляске, подразумевавшей скрещенье рук и обмен через равные промежутки времени читаемыми романами. Будлз, ярмарочный бульдог, прокладывал дорогу, а Флосси, старая милдмарчская овчарка, сопровождала их сзади.
Замыкала процессию закамуфлированная в белую накидку и чепец Домили Дикинсон, тихонько семенившая сквозь снег, в то время как похожий на черную кляксу Карло, янки-дуль-пудель, рысил рядом. На ходу Домили читала стихи из тоненькой книжечки, которую держала затянутыми в белые варежки руками.
Надежда – чудо в перьях,Поющее в листве.Увы, стремится кошкана дерево с окошка,мечтая о тебе.Ее неожиданно звонкий голос далеко разносился в морозном воздухе.
«Не может быть, чтобы эти благовоспитанные собаки грызли ночью башмаки служанок», – мелькнуло у Ады в голове.
В этот момент послышался цокот копыт по плотно смерзшемуся снегу, и на дорожке показалась Фэнсидэй Эмбридж, восседающая в повозке, влекомой разъяренным ослом. На ходу Фэнсидэй помахала Уильяму Проснисю Теккерею, который прервал свой танец, чтобы отвесить ей театральный поклон. Фэнсидэй попыталась остановиться, но осел, Безумный Клод, упорно протащил повозку к парадному крыльцу. Вся красная, Фэнсидэй спрыгнула с сиденья и взбежала по ступеням.
– Уведите меня подальше от Безумного Клода! – завопила она. – Пока я чего-нибудь не натворила![7]
Ада вернулась к своему гардеробу, выбрала наряд на сегодня: ньюфаундлендское платье на фетровой нижней юбке, бергенский жакет и сибирское кашне, и постаралась побыстрее одеться. Ада знала: если она этого не сделает, ее новая камеристка будет настаивать на том, что это она должна подобрать для девочки одежду, и ей придется все утро лицезреть, как Фэнсидэй ходит туда-сюда по огромному гардеробу, подбирая и роняя одежду, которую потом Аде придется подбирать и развешивать. Обычно это ее очень веселило, но сегодня Ада думала совсем о других вещах. Ей не терпелось выяснить, что нарушало ночной сон служанок и кто грыз их обувь. Возможно, рассуждала она, это был какой-то еще неизвестный ей призрак.
Девочка залпом осушила чашку чая и поставила ее рядом с пестрым далматинским диваном, вместе с романом, который Плейн Остин вручила ей накануне вечером. И не успела Ада расположить книжку на подушке, как Фэнсидэй ввалилась в гардеробную – с запястьем, драматически, прижатым ко лбу.
– Что прикажете делать простой деревенской девушке с таким безнадежным ослом? – провозгласила она. – Я как раз говорила об этом с очаровательным другом Уильяма Брюквиджа, – тем, что так дорого одет, – внизу парадной лестницы…
– Сливси? – уточнила Ада.
– С ним самым!
Фэнсидэй рухнула на диван и скинула башмаки.
– Он как раз крутился в прихожей. И спросил меня, не видела ли я здесь обезьянок.
Ах, будь у меня такая превосходная лошадка и коляска, как у него, только бы меня здесь и видели! Так ему и сказала. А это еще что?
Фэнсидэй схватила книжку, раскрыла ее и испустила вопль радости.
– Ах! Это же «Чувства и бесчувственность», новая книга Плейн Остин! Здесь описывается, как две сестры полюбили клоунский дуэт.
Фэнсидэй снова взвизгнула.
– И она подписала ее для меня!
Опустошив предложенную Адой чашку чая, она с чувством произнесла:
– Спасибо, Ада! Вы лучшая хозяйка, о какой камеристка только может мечтать!
Ада оставила счастливую Фэнсидэй спокойно читать новополученную книгу и спустилась вниз. Никаких следов Сливси уже не наблюдалось, зато из-за стоящей в передней большой мраморной статуи, изображающей трех грушевидных граций, выскочили Брамбл Вотте и Уильям Брюквидж.
– Славно мы прокатили Сливси, – шепнул Уильям. – На, держи.
С этими словами он протянул Аде большой чайный поднос.
– Мы повстречали Эмили и сестер Вотте у Печальных руин, – продолжал он. – И мне пришла в голову идея одной забавы. Я ее назову, пожалуй, «снегобродом».
Он взял Аду за руку, и они осторожно вышли из дома, озираясь, не мелькнет ли где Сливси. Брамбл следовал за ними с другим подносом под мышкой.
Снаружи их дожидался Кингсли-трубочист.
– Ада, – сказал он, подходя к ней. – Я думаю, тебе стоит взглянуть.
Глава восьмая
Кингсли повел Аду вдоль фасада к венецианской террасе в западном крыле здания. Терраса и лужайка перед ней были покрыты хрустким снегом, и гномы на гномальпийской горке вытягивали шеи из сугробов. Кингсли остановился перед одной из византийских дверей и указал на землю.
Ада присмотрелась. Цепочка следов вела по снегу из-под двери через лужайку в
