Тот отложил газету, бросил взгляд на Эрика.
— О, ты уже здесь.
«К сожалению», — подумал Эрик.
— Дорогой, — снова улыбнулась ему мать. — А хочешь горячего шоколада? Элиза приготовила его со жгучим перцем и мятой.
«А-а-а!» — мысленно завопил Эрик. Шоколад традиционно готовили для очень серьезного разговора.
— Я…
Но мать уже кивнула горничной, и та поставила перед Эриком высокую, исходящую паром чашку, а рядом — блюдце с серебряной ложечкой. Эрик попытался взять себя в руки. На душе скребли кошки.
— Милый! — снова обратилась леди к мужу.
Тот встрепенулся.
— А, да. — И отпил из чашки, словно собирался с мыслями или (что вернее) вспоминал свой текст. — Эрик, тебе нужно жениться.
— Конечно. — Эрик улыбнулся как можно беззаботней. — Я ведь не против.
— И я устала искать тебе невест, — вставила леди Эрина.
«Неужели они наконец-то закончились?» — подумал Эрик, а вслух сказал:
— Матушка, вы же знаете, моей вины здесь нет. Каждая отказалась по собственному желанию: наверное, я для них недостаточно хорош.
— Чепуха, — бросил отец. — С твоим-то приданым! В смысле, с нашим состоянием…
Леди Эрина бросила на него выразительный взгляд.
— Поэтому мы решили положить этому конец.
— Правда? — воскликнул Эрик чересчур радостно.
— Правда, — кивнул отец. — Хотя, Эрина, я до сих пор считаю это слишком… крутой мерой.
— Мы написали в монастырь Трисмегистов, — объяснила леди.
— Куда? — опешил Эрик.
— Дорогой, не притворяйся, ты о нем слышал. Мы сделали взнос на десять лет, и через месяц они за тобой приедут.
— Матушка! — Эрик даже привстал. — Довольно! Я взрослый, самостоятельный человек, и это моя жизнь! Вы, черт возьми, не имеете права отправлять меня ни в какой монастырь, я же не девушка!
Впервые леди Эрина не заметила бранное «черт возьми», а то раньше сына за это на горох ставила. Даже в двадцать два года.
— Мы твои родители, — отчеканила она. — И ты обязан нам повиноваться.
— Но, матушка, по закону!..
— Закон не запрещает делать взнос в монастырь. И, дорогой, — леди улыбнулась, — если они хотят оставить эти деньги себе, они найдут тебя даже в твоей прекрасной академии. Чье руководство мы, между прочим, уведомили о твоей, возможно, долгой отлучке.
— Матушка!
Леди улыбнулась еще шире, став чем-то похожей на госпожу Серпентину.
— Да, дорогой. Конечно, есть и другой вариант: за месяц, считая от этого дня, ты сам найдешь себе невесту. Или, — она вздохнула, — монастырь.
Эрик перевел взгляд на отца.
— Пора бы тебе остепениться, сын, — сказал тот. — В твои годы я давно был женат.
«Ну еще бы, — подумал Эрик. — Куда бы ты от мамы делся!»
Но все было предельно просто: свадьба или монастырь. Монастырь или свадьба. И ужасно — Эрик позже, в библиотеке, узнал про этих Трисме… как там дальше? Обет молчания, обет воздержания, кельи-клетки, постоянные молитвы… Эрик, к слову, не помнил ни одной, так что не сомневался, что в монастыре он не приживется.
А под венец по-прежнему не хотелось.
«Найти бы такую невесту, — думал Эрик, читая в понедельник своим первокурсникам лекцию по сумеречной нежити, — чтобы родители сами испугались и пожалели, что вообще заставили меня ее искать».
И неожиданно встретился взглядом с Васей. Девушка жевала его (уж свою-то Эрик всегда бы узнал) домашнюю, приготовленную только этим утром пастилу и о чем-то тоже усиленно размышляла. За ее спиной Дерек и Алеша устроили тараканьи бега, Илюшенька морщился, но за игрой следил, и лишь один Миша записывал лекцию. Вася же одиноко сидела за первой партой и в упор смотрела на Эрика.
Эрик тоже на нее посмотрел. Оценил дикий (мать бы в обморок упала) макияж, мятую одежду, вспомнил манеры, совсем не подходящие для будущей графини. Вася измазала в пастиле весь подбородок да к тому же умудрялась чавкать.
И подумал: «Хм!»
ГЛАВА 7
Поцелуи
В дверь аккуратно, но очень настойчиво стучали.
— Че?! — провыла Василиса, не открывая гроб.
— Вась-Вась, — раздалось из-за двери (слышимость в общаге была прекрасная). — Опаздываем.
— Щас…
Солнце сквозь пыльное окно не проникало — да и мало было того солнца осенним утром. В комнате стоял уютный полумрак — самое то для сна. «Да чтоб вас всех!» — подумала Вася, закрыла глаза и крикнула:
— Я сегодня прогуливаю!
— Ва-а-ась! — возмутились из-за двери. — Прогуливать нехорошо!
— Да что б вас всех! — взвыла Вася, дергаясь. Крышка гроба соскочила, а невыспавшаяся, злая Василиса, которую в газетах все и каждый называли Прекрасной и с подачи князя фон Бессмертнофф искали по всем Равнинам, села, отплевывая лезущие в рот волосы. В руках она держала плюшевого мишку-зомби и блюдце. Яблоко куда-то закатилось. Вася не стала его искать.
— Ва-а-ась! — снова раздалось из-за двери. — Мы без тебя никуда не пойдем.
«Тоже мне угроза», — подумала Вася и, кряхтя, потянулась. Яблоко нашлось в районе поясницы, прилипло к сорочке, а когда отвалилось — Вася была уверена, — на его месте осталась выемка. «Ох, я кого-нибудь прокляну! — подумала, вставая и горбясь, первая красавица Равнин. — Ох, как я кого-нибудь прокляну!» «Богатыри» сейчас были первыми в списке, но Вася уже пару раз имела счастье убедиться, что проклятия от них чудесным образом отскакивают. Хотелось бы знать почему…
Светящийся зеленым череп сам прыгнул ей на шею, мантия нашлась в гробу, вместо подушки, — мятая и в пятнах. Говорила мама, не ешь перед сном… Вася со вздохом поставила тарелку на стол, положила сморщенное яблоко рядом, невольно отметила, что нужно зайти на кухню и взять новое (пусть только попробуют не дать!). И печально попыталась завернуться в мантию. Когда она умудрилась ее порвать?
— Васька!
— Да иду я!
Вася кое-как попала в рукава, застегнулась (не сразу), пригладила стоящие торчком волосы и на запах нашла оставленный Ипполитом завтрак под дверью. Сегодня было безе в сливках с клубникой. Где Эрик взял клубнику в середине осени, Васю мало волновало — она запустила руку в сливки, лизнула,
