– Юджин, ну почему ты такой несерьезный? – снова возмутилась Кэйтрин.
– А как быть серьезным, если лежишь в постели с красивой девушкой и разговариваешь с ней о философии?
Я ожидал, что сейчас мы начнем говорить о других вещах, не связанных с моими университетскими приятелями, но нет…
– Ты и в самом деле был знаком со Спидекуром? – с легким придыханием в голосе поинтересовалась Кэйтрин. – И каков он из себя?
– Мы учились с ним в одном университете. А внешне… Невысокого роста, толстая задница, лицо вытянуто, брови вразлет, маленький носик. Из-за этого его и прозвали Енотом… – начал я. Что бы еще вспомнить? Увы, ничего дельного в голову не приходило.
Тут я задумался. Действительно, в бытность нашу студентами Енот любил выпить. А сам-то я хоть раз проносил мимо рта? И что теперь? Вот уже двадцать с лишним лет считаюсь самым странным – непьющим! – наемником во всех землях Швабсонии, а кроме нее и в прилегающих королевствах и герцогствах. Почему бы Спидекуру не сделать то же самое, что сумел сделать я?
– Все великие люди с недостатками, – заявила вдруг Кэйтрин. – Говорят, Платон и Сократ были мужеложцами, Александр Македонский страдал эпилепсией, а великий поэт Данри – убийца и вор.
– Вот-вот, – усмехнулся я. – Если уж великим можно – то нам и подавно. Ты скажи, а что за книги остались от твоего отца?
– Потом увидишь, – загадочно улыбнулась Кэйт. – После свадьбы…
– Ну, тогда надо побыстрее жениться, – сказал я, подгребая девушку к себе.
Кэйтрин, разомлевшая было, слегка напряглась.
– Но только об одном я хочу тебя предупредить…
– О чем? – заинтересовался я.
– А вот о чем, – хищно улыбнулась Кэйтрин и сделала то, что не положено делать приличной девушке, – ухватила меня за мужское достоинство. – Если я узнаю, что ты снова был у этой шлюхи или у какой-то другой, я тебе все это оторву!
– Ук… – только и смог выговорить я, выпустив воздух. Тихонько убирая стальные пальчики фрейлейн, сказал: – Оторвешь – обратно не приставить.
– Ничего, – беззаботно отозвалась девушка. – Ты мне и без этих висюлек нужен. Ведь я же в тебя сразу влюбилась, неужели не понял?
– Не понял, – честно сказал я. – Я думал, что ты меня ненавидишь!
– Дурак ты, господин Артаке!
– Знаю, – кивнул я.
Сколько раз мне об этом говорили женщины, что я и сам поверил. Но не всем же быть умными.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – сказала вдруг Кэйтрин. – Умом понимаю, что нужно ехать, искать брата, а сердцем… Но брата не вернуть, а кроме тебя у меня никого нет. Понимаю, отец беспокоится о сыне, а ты обещал ему… Но пообещай мне, что если будет опасно – бросишь все и вернешься. Обещаешь?
Я не стал ничего говорить, а просто поцеловал. Ну что я мог сказать ей? Я шептал ей на ухо какие-то глупости, словно мне было не далеко за сорок, а семнадцать…
Потом я нежно гладил Кэйт – свою жену – по голове и думал: как же она красива! И ее близко посаженные глаза, сиявшие счастьем, и тонкогубый рот, озаренный улыбкой, – все было прекрасно! По подушке рассыпались светло-русые волосы, придававшие девушке сходство с ангелом…
Глава 8
Полуночный обоз
Хотя я поспал всего ничего, но проснулся, как всегда, на рассвете. Тихонько, чтобы не будить Кэйтрин, встал. Полюбовался на спящую девочку. Снимая одежду со стула, наткнулся на платье фрейлейн – подол влажный, а к деревянным башмачкам прилипла грязь. Посетовал – надо распорядиться, чтобы в спальне поставили ночной горшок. Я сам их не люблю, но не дело девчонке по ночам бегать.
Собираясь, чуть не уронил на пол кирасу – едва успел подхватить, но Кэйтрин все равно что-то услышала и зашевелилась. Одеяло сбилось, открывая попку. Может, отложить отъезд? Усилием воли взял себя в руки, застегнул ремешки панциря, поправил одеяло. Не удержавшись, погладил фрейлейн по волосам и поцеловал куда-то в затылок. Только стал разгибаться, как Кэйт перевернулась и, не проснувшись толком, ухватила меня за шею:
– Возвращайся скорее.
– Я постараюсь, – прошептал я, целуя девчонку.
– Люблю тебя…
– И я тебя, – произнес я, едва шевеля губами. – Спи, маленькая…
Мягко освободившись от нежных рук, сгреб в охапку оружие и тихонечко вышел наружу.
Хотя я просыпаюсь рано, но Томас с оседланными конями уже поджидал меня у конюшни. Похоже, старик вообще не ложился. Тут же переминалась с ноги на ногу мрачная Курдула – с двумя мешками.
– А ты чего? – удивился я. – Спала бы себе и спала. – Как тут спать? – огрызнулась старуха. – Муж у меня один, эвон, в какую даль едет. Фрейлейн-то спит?
– Она нам ручкой помашет, – отмахнулся я, хотя и не думал, что Кэйтрин проснется. Да и зачем? Терпеть не могу, когда меня провожают, да и сам не люблю провожать.
– Я вам харчей на две недели собрала, – уныло доложила Курдула. – Поровну, в два мешка разделила.
Сухари, сало, крупа. Соль тоже по двум кулькам разложила. Мало ли что…
– Это ты правильно, – похвалил Томас супругу и застенчиво поцеловал ее в щеку.
Мы с конюхом разобрали мешки, привязали их к лукам седел. Я помог старику укрепить арбалет за спиной, чтобы не мешал в пути, а свой собственный сунул в чехол. Отвернулся к гнедому, якобы поправить подпругу, чтобы не мешать старикам. Пусть прощаются без чужих глаз. Вскочив в седло, подождал, пока Томас заберется на Кургузого, кивнул старухе. Не удержался:
– Ты за девчонкой присматривай.
– А то я сама не знаю! – фыркнула старуха. – Я за ней двадцать лет смотрю! Вы, господин Артаке, старика мне живого привезите. Когда вернетесь?
Курдула всхлипнула и громко высморкалась в передник. Я только пожал плечами. Как я могу обещать, что привезу Томаса живым, если никто не знает, что с ним случится сегодня? Может, сосна на голову упадет, лошадь оступится, да и Томас – уже немолодой, вдруг да сердечко прихватит…
– Вернетесь-то когда? – переспросила старуха.
– Я же тебе говорил, – хмуро сказал старик, выбирая повод. – Скоро.
– Может, через четыре дня, – сообщил я Кур дуле. Посмотрев на восходящее солнце, добавил: – В крайнем случае – через неделю.
Я не воспринимал наше путешествие
