— Бет, — Грин выглянул на крыльцо, куда я вышла, как только он отпустил меня. — Замерзнете без пальто. Пойдемте в дом.
— Мне не холодно, — сказала я, удивляясь тому, что умею говорить.
— Холодно. Вы просто не чувствуете этого сейчас, — он сжал в ладонях мои руки и заглянул в глаза, и я снова удивилась, что не отвернулась. — Простите меня, пожалуйста. Я не подумал, как это может подействовать на девушку… неопытную и…
— Нет, это… Это прекрасно. Ребенок. Живой здоровый ребенок. Он же здоров?
— Абсолютно. Чудесный сильный мальчик.
— Мальчик, — кивнула я. — У меня тоже был мальчик. Я видела, на УЗИ. И потом тоже, но… на мониторе он был живой. И здоровый. Отец говорил, нужно «жигуленок» наш покрасить, а то стыдно будет такого богатыря в обшарпанной колымаге возить… А потом «жигуленок» всмятку, и возить некому и некого. Такая вот вселенская справедливость…
Посмотрела на мужчину, все еще греющего мои ладони в своих, и улыбнулась. Не специально — просто почувствовала, что улыбаюсь.
— Наверное, думаете, что я сумасшедшая?
— Нет, — он покачал головой. — Сумасшествие я распознал бы. Но я не все понял из вашего рассказа. Что такое «жигуленок»? И «монитор»? А самое главное… кто вы такая?
Странный вопрос. Но ответ на него еще страннее: я не знаю.
— Пойдемте.
Я опять подчинилась. Послушно надела пальто, так же послушно переставляла ноги, позволяя вести себя куда-то. Когда идти стало некуда, а темнота и прохлада позднего вечера сменились уютным теплом и светом ламп, зажмурилась, на миг ощутив себя падающей в темноту терминала, а вернувшись в реальность, огляделась.
— Где мы?
Просторная гостиная. Мягкое кресло, в которое меня усадили, развернуто вполоборота к очагу, где тлеют за решеткой угли. На каминной полке — часы: два грифона, сложив крылья, поддерживают блюдо-циферблат, по которому движется, вздрагивая, тоненькая стрелка…
— У меня дома, — ответил целитель.
— А где кошка? — спросила я, чувствуя, что должна что-то сказать.
— Гуляет. Или спит где-то. Она же кошка.
— А у меня кот.
Какая теперь разница? А кот — не самая страшная правда.
— Кот, — повторила, словно хотела убедить присевшего на корточки рядом со мной доктора, в существовании этого кота. — Граф. Зовут его так — Граф. А вашу кошку?
— Кошка.
— Просто Кошка?
— Зачем что-то усложнять?
Он вышел из комнаты. Отсутствовал недолго… или долго — я не следила за временем… а вернувшись, вложил в мои ладони чашку с золотистым питьем, пахнущим травами и медом.
— Успокоительное?
— Чай, — ответил он.
И не спрашивал ни о чем. Хотя он ведь уже спросил. И все еще ждал ответа.
— Хотите знать, кто я? — усмехнулась, представляя, каким бредом покажутся мои следующие слова. — Я автор. Самый бездарный автор, которого только можно представить.
Мэйтин не говорил, что я не имею права рассказывать об этом. И я рассказывала. О своей книжке. О поисках кота на чердаке, оказавшемся терминалом. О самом Мэйтине, ни капли не похожем на свои изображения в храмах, язвительном, но добром мальчишке, не способном игнорировать звонки-молитвы и играть не по правилам. О том, что не писала ничего о ритуале, изменяющем реальность, а потому не знаю, кто его провел и зачем. И вообще ничего не знаю — слишком отличается этот мир от того, что я представляла, сочиняя свое женское романтическое, а причинно-следственные связи — сложная штука, и не исключено, что никакой я не демиург и не автор даже, а случайная жертва, по ошибке оказавшаяся в иномирной версии себя…
Рассказ закончился вместе с чаем.
— Вы сказали, что начали писать книгу, чтобы отвлечься, — произнес Грин так, словно поверил во всю ту чушь, что я несла. — Что с вами произошло? Вы потеряли ребенка?
— Я потеряла все.
Он хотел знать. На самом деле хотел, будто для него это имело какое-то значение.
— «Жигуленок» — это автомобиль, — сказала я, не глядя на него. — «Жигули». У отца был. А монитор… сложно объяснить. Волшебное зеркало, только не зеркало и не волшебное. В том мире нет магии. Если бы была, то… У меня должен был быть ребенок, да. Вернее, он был. Только не родился еще. В апреле должен был. А в феврале…
В феврале я оказалась на Трайсе. В этом феврале.
Совпадение? Возможно.
Все возможно, когда даже бог ничего не говорит наверняка.
— Родители ехали на работу, они врачи оба. Отец — невропатолог, а мама — детский инфекционист… были… Гололед на дороге… Нет, папа всегда аккуратно водил, и резину он на зиму поставил хорошую… Со встречки машина вылетела… со встречной полосы. Отец — сразу. Мама — в реанимации через две недели…
Не приходя в сознание. Ни сказать ничего, ни просто в глаза посмотреть. На кладбище, потом — к ней. На кладбище, к ней…
После — только на кладбище.
Похороны, одни за другими. Бабки у подъезда. Цветочные лепестки в грязи. Наташка Мальцева крестится поминутно. Муж обнимает за плечи, и под ребрами бьется тревожно…
— Одна женщина мне сказала, что бог невиновных не карает. И, наверное, была права. Я виновата. Мы ведь могли, как раньше, все вместе жить. Жили же так. Дедушка, бабушка, мама, папа и я. Квартира трехкомнатная, места хватало… Бабушка умерла, когда я еще в школе училась. Дед — когда институт заканчивала. Он тоже врачом был. Хирургом. Лучшим в городе, к нему отовсюду съезжались. А
