– Не подходи, – велел Келл, преграждая капитану дорогу, а сам не спускал глаз с девочки.
Келл и раньше сталкивался со смертью, видел миг, когда человек перестает быть человеком и становится просто телом, видел, как гаснет пламя жизни, оставляя только оболочку. Это ощущаешь не только глазами, но и душой. Чувство утраты.
Глядя на Анису Эмери, Келл чувствовал, что перед ним труп. И это было ужасно.
Потому что трупы не встают.
А она встала.
Девочка свесила ноги с кровати, и когда она коснулась дощатого пола, он стал каменеть. Древесина теряла цвет, иссыхала, таяла. Сердце бедняжки пылало в груди, как уголек.
Она попыталась заговорить, но с губ не слетело ни звука человеческой речи, лишь потрескивание углей. Огонь в груди продолжал полыхать.
Келл понял – этой девочки уже нет.
– Нис! – Старший брат снова шагнул к ней. – Ты меня слышишь?
Келл схватил капитана за руку и оттащил. Там, где пальцы девочки коснулись рукава Алукарда, ткань стала серой.
Келл толкнул Алукарда в руки Рая и обернулся к Анисе. Протянул руку, чтобы силой воли удерживать ее на расстоянии, а когда не помогло – он ведь сражался не с ней, а с волей чудовища, призрака, самозваного бога – то призвал на помощь весь корабль. Доски оторвались от стен каюты и преградили ей путь. Мало-помалу между ними росла стена, и вдруг Келл понял, что борется с еще одной волей – с волей Алукарда.
– Перестань! – кричал капитан, вырываюсь из хватки Рая. – Мы без нее не уйдем, я ее не брошу! Больше не брошу…
Келл повернулся и ударил Алукарда Эмери под дых.
Капитан согнулся пополам, а Келл опустился на колени, начертил на полу каюты еще один круг.
– Рай, пора! – сказал он и, как только рука принца легла ему на плечо, произнес слова. Горящая девочка исчезла, каюта растаяла, и они снова очутились в комнате Рая, на мозаичном полу.
При виде их Гастра с облегчением вздохнул, но Алукард уже пытался подняться на ноги. Рай удерживал его, без конца повторяя:
– Соласе, соласе, соласе.
«Мне так жаль, так жаль, так жаль».
Алукард схватил Келла за грудки. В его глазах горело отчаяние.
– Верни меня обратно.
Келл покачал головой:
– На корабле никого не осталось.
– Моя сестра…
Он крепче стиснул плечо Алукарда.
– Слышишь меня? Там никого не осталось!
До Алукарда наконец-то дошло, и силы покинули его. Он рухнул на кушетку, дрожа всем телом.
– Келл… – начал Рай.
Тот накинулся на брата:
– А ты! Ведешь себя, как последний болван! После всего, что мы пережили, ты просто взял и вышел на улицу! Тебя могли убить! Ты мог заразиться… Чудо, что ты еще жив!
– Нет, – медленно ответил Рай. – Думаю, не чудо.
И не успел Келл остановить его, как принц подошел к балкону и откинул щеколду. Гастра кинулся за ним, но не успел. Рай распахнул дверь и вышел в туман. Келл кинулся за ним и увидел: тени потянулись к нему, но, едва коснувшись, отпрянули.
Рай протянул руку к одной из них, но она увернулась от его пальцев.
Келл сделал то же самое, и щупальца магии Осарона снова отступили.
– Моя жизнь – это твоя жизнь, – задумчиво произнес Рай. – А твоя – это моя. – Он поднял глаза. – Вот в чем дело.
Послышались шаги, рядом с ними появился Алукард. Келл и Рай дружно обернулись, чтобы не пустить его на балкон, но тени отстранились и от него тоже.
– Наверное, ты к ним невосприимчив, – предположил Рай.
Алукард поглядел на руки, увидел серебристые шрамы на месте вен.
– Ну надо же! Для этого пришлось пожертвовать всего-навсего частью красоты!
Рай выдавил призрачную улыбку:
– Мне нравится серебро.
– Да ну? – приподнял бровь Алукард. – Может быть, я положу начало новой моде!
Келл тяжело вздохнул:
– Если вы закончили, нужно пойти доложить королю.
IXИногда Лайла спрашивала себя, как она докатилась до такой жизни.
Какие именно шаги – правильные или нет – привели ее к этому. Всего год назад она была уличной воровкой в другом Лондоне. Месяц назад была пиратом, ходила по морю. Неделю назад была волшебницей и выступала на турнире Эссен Таш.
А теперь вот кем она стала. Антари. Одна, но в то же время не одинока. Побитая, но не потерявшаяся. Вокруг нее сплелось слишком много жизней. Слишком много людей, о которых нужно заботиться, и она опять она не знала, что делать – то ли бежать, то ли остаться. Но выбор подождет, потому что этот город умирал, и она хотела его спасти. А может, это как раз и значит, что выбор она уже сделала. На этот раз.
Лайла окинула взглядом келью святилища. Здесь не было ничего, лишь койка и символы на полу. Лайла уже бывала тут, и в тот раз на ее плечах лежал израненный принц. В тот раз святилище показалось ей холодным и заброшенным, но сейчас тут стало еще холоднее. В коридоре, некогда тихом, стояло мертвое безмолвие, и в неподвижном воздухе струилось лишь ее дыхание. Вдоль стен неярким светом горели факелы. Пламя было таким ровным, что она сразу поняла – зачарованное. Откуда-то проник сквозняк, довольно сильный, он взметнул на ней плащ, но пламя факелов даже не шевельнулось. Жрецы ушли – одни нашли убежище во дворце и возводили там защитные чары, другие рассеялись по городу, затерялись в тумане. Странно, подумала она. Почему они не могут противостоять отраве? Видимо, быть слишком близко к магии – это не всегда хорошо. Если магия принимает облик не только бога, но и дьявола.
Тишина в святилище казалась неестественной. Лайла провела много лет, скользя сквозь толпу, выкраивая себе кусочек покоя в страшной тесноте. А теперь она шла по залам, рассчитанным на десятки, на сотни человек, своего рода церковь, вдруг лишившуюся прихожан, и без мягкого тепла их общей магии здесь было холодно и пусто.
Лишь тишина, сквозь которую снаружи доносился голос – или голоса? – который звал: «Выйди, выйди ко мне. Или впусти меня».
Лайла испуганно вздрогнула и, поднимаясь по лестнице, вполголоса запела:
– Как нам узнать, когда явится Сарус…
Наверху был парадный зал – высокие своды и стройные колонны вырезаны из одного и того же крапчатого камня. Между колонн стояли огромные деревянные чаши из белого дерева, до краев наполненные водой, цветами или мелким песком. Лайла, проходя мимо, провела пальцами по воде, будто прося благословения – инстинктивный жест из детства, глубоко спрятанное воспоминание о другом мире.
В огромном зале ее шаги отдавались гулким эхом. Она вздрогнула и вернулась к привычной воровской походке, беззвучной даже на камнях. Озираясь, настороженно пересекла зал, и…
Бах! Громыхнуло, будто камнем по дереву. Потом еще и еще раз.
Кто-то стучался в дверь святилища.
Лайла остановилась. Что делать?
– Алос мас эн! – послышался крик. «Впусти меня». Сквозь
