— Мы на месте, — проворчал он.
Девушка, Шармэн, стала ворочаться, приподнимать голову и осовело озираться вокруг. Она открыла рот, собираясь что–то сказать, но Коул, перехватив ее взгляд, покачал головой.
Брезент, прикрывавший повозку, откинули, и в его глаза хлынул неяркий дневной свет. Они находились в узком переулке, заваленном всяким хламом и мутной грязью, которая выливалась из засоренной сточной трубы. Повозка закрывала ему вид на город, но Коул был вполне уверен, что они находились в одном из беднейших районов столицы Тарбонна, в трущобах, по всей вероятности.
Один из адептов культа развязал его лодыжки и схватил за руки, а другой поднял Шармэн. Надап отстучал сложную последовательность сигналов по ближайшей двери здания, столь обветшалого, что было похоже, оно вот–вот рухнет. Вскоре дверь распахнулась, и Коула втолкнули в затемненное пристанище приверженцев культа. В кромешной тьме его провели по коридору, потом они завернули за угол и подошли к другой двери, из–под которой выбивался зловещий зеленый свет. Юноша чуял в воздухе смерть, она пронизывала каждый дюйм деревянного пола и стен вокруг. Позади всхлипывала Шармэн.
Дверь со скрипом отворилась, и двух пленников втолкнули в большую комнату, освещенную жаровнями, ярко горевшими в каждом углу. Адепты культа жгли какое–то странное вещество, чтобы придать пламени зеленый цвет, и от едкого запаха глаза Коула стали слезиться.
— Ты вернулся, — прошептал некто в капюшоне, сидевший, скрестив ноги, на полу в центре комнаты. — Ты привел девушку. И нежданного гостя.
Приверженец культа медленно поднялся на ноги. Он стянул с головы капюшон, и представшее перед юношей зрелище заставило его отшатнуться.
Старик выколол себе глаза, судя по неровным шрамам, окружавшим его пустые глазницы. Посреди лба огромный разрез в форме глаза открывал кость. Смотреть спокойно на результаты этого самокалечения было невозможно.
— Да, Сновидец, — ответил Надап. — Жертву Безымянному. Жителя Сонливии.
— Иностранца? — спросил тог, кого назвали Сновидцем. Он улыбнулся, открыв коричневые зубы. Его дыхание было тошнотворным. — Подходит. Городская стража не станет его искать.
— Чего вы от меня хотите? — крикнула Шармэн.
Девушка побледнела от страха. Коул снова подергал путы, но выскользнуть из них было невозможно: веревку плотно стянули узлами вокруг запястий.
— Не спрашивай, чего мы хотим от тебя, дитя, но, скорее, что мы можем для тебя сделать.
— Ты можешь меня отпустить, ты, больной придурок! — крикнула подавальщица, к удивлению Коула.
Из перепуганной девчонки Шармэн мгновенно превратилась в разъяренную фурию.
Сновидец прикоснулся морщинистой рукой к ее щеке. Она плюнула и попыталась отвернуться, но Надап, фальшивый возница, держал ее крепко.
— Внутри у тебя полная сумятица, девушка. Боль, что ты стремишься смягчить, блудодействуя без разбора с каждым мужчиной, который положит на тебя глаз.
Даварус хотел возразить на услышанное «без разбора» и — особенно — «с каждым мужчиной», но сверкание стали на поясе Сновидца и злобное выражение, с которым Надап посмотрел на него, раздавили это желание, словно дерьмо, попавшее под колесо повозки. Теперь юноша понял, в какой он опасности.
— Ты потеряла кого–то близкого, — продолжил Сновидец. — Сестру. Она была одной из тех, кто исчез до того, как Лоскутный король добился трона. Я понимаю твою боль, дитя. Мой сын погиб в войнах. Но тогда трехглазый демон пришел ко мне во снах и заговорил о Безымянном.
На фанатика стоит безусловно положиться вот в чем: при любой возможности он с энтузиазмом расскажет о том, какое кровавое дело вытащило его с утра из постели. Коул подумал, что наилучший способ выиграть время для выработки какого–нибудь плана — заставить этого человека рассказывать.
— Трехглазый демон говорил с тобой, — повторил он, стараясь, чтобы в его голосе прозвучал благоговейный страх. — А почему с тобой?
— Не только со мной. В Раздробленных государствах есть и другие Сновидцы. Мы обращаемся к заблудшим. К тем, у кого ничего нет, кого гражданские войны, которые раздирают это королевство, сделали бездомными и нищими. Безымянное предлагает нам помощь. Утешение в забвении.
Коул украдкой смотрел по сторонам в поисках чего–нибудь, чтобы освободить руки. Проклятие Мага все еще оставался у Надапа, где–то под верхней одеждой, но добраться до него со связанными запястьями не было никакой возможности, к тому же другие адепты культа облепили его, как короста на ране.
— Безымянное возвещает приход новой эпохи, — продолжал Сновидец, воодушевляясь темой. — Когда Безымянное окажется среди нас, не будет больше никакого неравенства. Не будет больше богатый повелевать бедным. Не будут больше сыновья и дочери гибнуть в бессмысленных войнах или безвозвратно исчезать в ночи.
— Ты безумец, — выпалила Шармэн.
Сновидец ухмыльнулся.
— Определенная степень безумия — первый шаг к спасению. Пора тебе усвоить этот урок. Надап, открой Комнату Раздумий.
Тот снял ключ с крюка, торчавшего в стене рядом с дверью, и, отперев ее, сделал шаг в сторону. Оттуда вывалилось тело мужчины, истощенного от голода.
— Увы, последний обитатель Комнаты сопротивлялся освобождению, — сообщил Сновидец. — Он отказался вырвать себе глаза и увидеть истину, как сделал я. Теперь единственная правда, которую он познает, — окончательность смерти.
Коул в ужасе смотрел на Комнату Раздумий. На самом деле она представляла собой всего лишь чулан, в котором едва хватало места, чтобы стоять. Внутреннюю сторону двери покрывали выемки, царапины и рыжеватые пятна. Даварус ужаснулся еще больше, увидев изуродованные пальцы мертвеца. Пленник пытался проскрести дверь, чтобы вырваться оттуда, пока не погиб от недостатка пищи и воды.
— Поместите в комнату девушку, — приказал Сновидец.
Шармэн тут же начала визжать и сопротивляться Надапу,
который тащил ее в кошмарную камеру. Коул смотрел на труп, а слова Сновидца эхом отдавались в его голове.
«Теперь единственная правда, которую он познает, — окончательность смерти».
Внезапно у него появилась идея.
— Поднимись, — прошептал он. — Поднимись и напади на этих людей.
Труп заворочался на полу, испуская прерывистые стоны, а Коул врезал головой в лицо адепту, стоявшему перед ним. Тот с воплем упал, и Даварус бросился к ближайшей жаровне. Он поместил связанные запястья над пламенем, стоически стиснул зубы и приготовился смириться с мучительной болью. Это всего лишь боль, а плоть заживет. Если бы ему удалось продержать веревку достаточно долго, чтобы она прогорела…
— Вот дерьмо, — прошипел он, невольно отдернув руки. Горячо.
Пленник, которого он поднял из мертвых, бросился на Сновидца, вцепился нечеловечески сильными челюстями в его шею и разодрал тонкое горло, откуда хлынул поток крови. Шармэн, сложив руки вместе, двинула локтем в живот вознице и, отскочив от него, встала рядом с
