Надо срочно снять напряжение.
Я заперся в туалете.
◆Я снял майку и посмотрелся в зеркало.
Меня возбуждает собственное тело.
Не само тело, а мысли о том, как его можно использовать.
◆Я расстегнул молнию и открыл кран – струя воды отвлечёт подозрения.
Я представил себе Цыпочку.
Я касался её рукой и она дрожала от моих прикосновений.
Другой рукой я касался себя.
Изнемогая от неги, Цыпочка приняла услужливую позу.
Я так её раскочегарил, что непроизвольный стон вырвался из её губ.
◆Я сделал большие глаза.
Тссс!
Услышат.
Я зажал Цыпочке рот, и она бесновалась в моих руках.
4Дверь дёрнули.
– Сейчас! – ответил я.
– Заперся, – сказала по ту сторону двери богиня.
Цыпочка вопросительно повернула ко мне голову.
Я послал ей твёрдый взгляд, подтверждающий серьёзность намерений.
Сейчас я с блеском закончу то, что так горячо начал.
Цыпочка закрыла глаза, а меня охватило отчаяние.
Твёрдость взгляда никак не соотносилась с твёрдостью моего тела.
Твёрдость тела, которой только что можно было позавидовать, в одно мгновение сменилась вялостью.
Я зажмурился, суматошно перебирая подходящие воспоминания.
– Значит, меня тебе мало?
Я вздрогнул и открыл глаза. Оказывается, что свидетельница моего бессилия никакая не Цыпочка, а Кисонька. Смотрит на меня с ласковой материнской улыбкой.
– Ах ты шалун, – проворковала Кисонька и принялась действовать весьма эффективно.
Не то что бы я был не рад её видеть, но всё-таки шок. Однако вопреки многочисленным стрессам, которым я тут подвергся, тело моё воспрянуло.
– Я всё про тебя знаю, – сказала Кисонька ласково. – Знаю твои мысли раньше, чем ты сам их осознаешь. Ты хотел её? Пожалуйста. Я притворилась ею. Справилась на пятёрку. Не моя вина в том, что ты не справился.
– Ты не виновата, – согласился я.
– Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Вот я и вернула себе собственный облик. Я же знаю, что ты всегда меня хочешь.
– Хочу, – повторил я за Кисонькой.
Пока слова и ухищрения Кисоньки погружали меня в истому, освобождённая вода хлестала из крана в своё удовольствие.
Глава 37
1– Пора накрывать на стол, – крикнула Кисонька с кухни.
Я очнулся в туалете наедине с открытым краном. Опять прервали, придётся завершить дело в другой раз.
Со злостью я остановил все процессы: запер себя в одежде, а воду – в трубах.
– Уже в туалет сходить нельзя, – посетовал я, вернувшись на кухню.
– Я одна не успеваю.
– Я только из магазина.
– Они повсюду, – сказала Кисонька, стирая с оконного стекла кровавый ошмёток. – Тебе надо поговорить с психотерапевтом. Однажды ты и меня пришибёшь.
– Я тебя воскрешу.
– Открой оливки, пожалуйста, – Кисонька протянула мне банку, с которой сорвалось открывающее колечко.
Я принялся искать нож.
– Сейчас они приедут, а у нас ничего не готово. Ты так долго ходил за покупками.
Я чихнул.
– У тебя уже на меня аллергия, – сказала Кисонька.
Я нашёл нож, вогнал его в банку.
– Стол не накрыт, дом не убран, я одна ничего не успеваю. Никто мне не помогает, как будто мы существуем в разных мирах: я в одном, а ты и остальные в другом. Как будто мы персонажи из разных историй. Ты и я.
Я подал Кисоньке открытую банку. Она взяла маленькую вилочку и принялась извлекать ягоды.
Я стоял за её спиной, смотрел на её шею в завитках и думал, не воткнуть ли в эту шею нож.
Лезвие в оливковом рассоле.
◆– А ну пшёл! – шуганул я сам себя.
– Дай сюда! – я отнял сам у себя нож, повернул кран и пустил воду, чтобы долго полоскать под струёй орудие несостоявшегося убийства.
◆В это время другой, гонимый, Я схватился за ручку двери и почувствовал под ладонью улитку.
Чуть прижму – хрустнет. Чуть двину – размажется.
Неприязнь от собственного всесилия заставила отнять ладонь – в самом деле улитка.
Я аккуратно взял её, повернул ручку и оказался на террасе.
2Здесь хозяйничал плотник.
При его непосредственном участии круги тарелок, цилиндры стаканов, дроби ножей и вилок образовали таинственный шифр.
– Я верну на днях, – сказал я плотнику, выпуская улитку в траву.
– Когда захочешь, малыш.
Лучше бы назвал срок.
Сказал бы, чтоб к первому числу и ни днём позже. А то какая-то снисходительность. Он что, думает, я не способен погасить долг вовремя? Думает, милость мне оказал своим «когда захочешь»?
Ещё немного – и я буду готов воткнуть консервный нож в глотку каждого в этом доме.
◆Я начал тоже что-то резать, переставлять, участвовать.
Потом я вернулся на веранду за каким-то предметом, не помню каким, и увидел Цыпочку.
За окнами раздался её смех, и я посмотрел на неё через стекло.
Ноги, волосы, грудь.
Волосы, ноги, грудь.
Грудь, грудь, грудь.
Так и хочется схватить её за эти волосы, за ноги и за грудь.
Хочется схватить и…
◆Надо держать себя в руках, Кисонька может прочесть.
Прочтёт и спросит: «Так, так, что значит “хочется схватить?» Что за многоточие? Схватить и…? Чего молчим?»
Припомнит замыслы проработать тему флирта, томные взгляды, развратные грёзы.
Лучше убрать всё это подальше. Нет флирта, нет проблемы. Одна ровная супружеская верность.
Ну нет. Это уже совсем какая-то несвобода. Предательство творческих идеалов и отказ от самого себя.
Попробую втюхать компромисс. Типа, я не думаю о том, чтобы воспользоваться Цыпочкой старым-добрым способом, а просто размышляю.
Как бы беспредметно. Как бы абстрактно.
Как бы хочу, но чисто в художественном смысле.
◆Я дыхнул на Цыпочку.
Её поглотил туман.
Я провёл пальцем, получилась черта.
Малышом я играл с другими детками в песочнице.
Однажды мы обнаружили большие следы.
Это мог быть великан или даже цыгане.
Детки перепугались, и я предложил решение: великана, цыган и другие напасти можно отвадить страшным знаком.
Я начертил прутиком свастику.
Ничего о свастике не знал, кроме того, что это ужас-ужас-ужас и жуткая каракатица.
Детки воодушевились и всю песочницу плюс прилегающую территорию исчеркали свастонами.
Чья-то бабушка, увидев столь бурное процветание национал-социализма, приняла жёсткие меры. Стремительный допрос выявил зачинщика.
Донесли родителям, на неделю отлучили от мультиков.
◆Увидев, сколь стремительно совершается предательство, как быстро рушится союз единомышленников, я не утратил веру в силу свастики.
Пальцем на замутнённом стекле я вывел заветный знак.
Сквозь свастику Цыпочка просматривалась гораздо лучше.
◆И не одна она.
За забором показались знакомые фигуры.
Общим числом три.
Повозившись с калиткой, они проникли на лужайку.
Дочь и Цыпочка поднялись навстречу.
Цыпочка-таки накинула майку.
Обменялись приветствиями.
Приближаются к моей свастике.
Скорчив несколько гримас, чтобы размять мышцы лица, я широко улыбнулся и распахнул дверь.
– Добро пожаловать!
Я хотел назвать гостей по именам, но не смог.
Их имена оказались мне неведомы.
Только что помнил прекрасно, а теперь забыл.
Во мраке памяти зажигалось то одно, то другое имя, но едва я собирался его выбрать, оно гасло и поодаль зажигалось другое, не менее заманчивое. Мой разум метался, микробы в моём мозгу очумели и, ничего не выбрав, решили обойтись безымянным приветствием.
– Ой какой беспорядок, – вместо здрасте сказала родная бабка.
– А что это там за девушка в неглиже? – спросила бабка-блогер. – Слишком много у вас эротических мотивов.
Выглянувшая из-за них сиротка игриво мне улыбнулась.
Глава 38
1Перед тем как рассесться за столом на задней террасе, мы традиционно потопали ногами.
Кисонька пританцовывала, богиня топала одной ногой, будто заводила мотоцикл, плотник маршировал,
