– Мне жаль. Сочувствую тебе и сожалею о всей боли, которую ты перенес…
– Ты здесь, чтобы расследовать дело инфоцентра, – сказал Брок. – Чтобы спасти все те жизни.
Патрик Мерсалт. Его имя выглядело малозначительным, одна жизнь по сравнению с тысячами. Что мне сказать Броку? Могу рассказать ему про «Либру» и про Рубеж. Могу рассказать, что Рубеж появляется во всех вариантах будущего и убивает всех живущих, всех, кто мог бы жить в мире, убивает все возможности в каждом возможном будущем.
– Я могу спасти твою семью, – ответила я. – Я хочу ее спасти, хочу спасти Рашонду. Давай поговорим.
Брок остановился на заправке с круглосуточным магазином у пятьдесят первого шоссе, не доезжая до Бель-Вернона. С помощью влажных салфеток из его бардачка мы отмыли с себя кровь, как могли. Но я все равно накинула дождевик Брока, чтобы прикрыть заляпанное кровью платье. Выглядела я как персонаж из фильма ужасов. В кафе самообслуживания в этот час было пусто. За стойкой работали девушки-подростки, блондинка и брюнетка, они листали «Хастлер», смеялись и слушали за прилавком радио. Я привела себя в порядок в туалете, вычесала запекшуюся кровь из волос, помыла руки и лицо жидким мылом.
Брок дожидался меня за столиком кафе, который не было видно из-за прилавка. Я села рядом. От возраста и горя он как-то уменьшился в размерах. Вокруг глаз и губ пролегли глубокие складки, волосы напоминали сигаретный пепел.
– Мне велели вообразить состоящую из дверей стену, – сказал Брок. – сказали, что если я буду падать сквозь пространство на эту стену, то провалюсь сквозь одну из них. Через какую я пройду, таким и станет будущее. Разные двери – разные варианты будущего. Разные версии.
– Кто тебе это сказал?
– Мне пришло это в голову после инфоцентра, после похорон. Мы с Нестором иногда говорили о тебе. Ты работала в инфоцентре. Я гадал, погибла ли ты там, как моя семья. Когда ты исчезла, я решил, что, наверное, погибла. А еще я думал о Глубинах космоса и Патрике Мерсалте. А потом увидел кое-что в новостях, когда Космическое командование ВМФ поглотила другая организация. Пропахшие нафталином проекты, которые не имеют значения ни для кого, кто не ищет специально, всякая фигня вроде китайских спутников и направленных на Луну лазеров, но мне захотелось разузнать больше. Я стал задавать вопросы. Не мог все это бросить. И однажды утром я получил сообщение от директора чего-то там, он назначил мне встречу в ресторане «Тиджей» в Силвер-Спринге, в Мэриленде. Бюро подцепило на крючок одного физика, работавшего в исследовательской лаборатории ВМФ, у нас имелись доказательства, что он получил секретные сведения от сенатского комитета по вооруженным силам и использовал военные секреты, чтобы открыть собственную компанию, «Фейзал системс». Медицинские технологии, лекарство от гребаного рака, и все получено из засекреченных материалов. Мы на него надавили, и он раскололся. Так мы и узнали о «Глубоких водах». Так я вошел в круг посвященных. Мы пообедали вместе, и тот тип заявил, что совсем еще молод, летом ему исполнится только сорок два, но он был совсем стар, Шэннон. Он показал мне свидетельство о рождении и прежние водительские права. Он работал в «Фейзал системс» над средством от рака, но знал абсолютно все о КК ВМФ. Он рассказывал о квантовой пене и кротовых норах, а когда я не понял, велел представить стену из дверей.
– Это можно сравнить с венчиком для взбивания, – сказала я.
– Что именно?
Я вышла из-за стола, заглянула за прилавок и пошарила в ящиках. Ложки, полиэтиленовая пленка на ролике, старые тряпки. Венчик я нашла на крючке над раковиной.
– Венчик, – сказала я, вернувшись к столу. – Так учил меня инструктор.
Я взяла венчик и показала на конец ручки.
– Начало времен. – Я провела пальцем по ручке. – Вся история, известное прошлое. А это – настоящее, – показала я на другой конец ручки.
– А потом ты наталкиваешься на стену с дверями, – сказал он.
Я дотронулась до каждого стержня венчика.
– Варианты будущего. Представь, что число стержней у венчика бесконечно.
– А здесь что? – спросил Брок, указывая на конец венчика, где петли всех стержней накладывались друг на друга, собираясь вместе.
– Рубеж.
– И что это?
– Конец света.
– Ладно, – сказал он, приложив руки к губам. К нему вернулась жизненная сила и лихорадочная энергия. Взгляд, казалось, хватался за разные идеи, как утопающий хватает ртом воздух. – И где же находится… это? – спросил он, указывая на конец ручки, символизирующий настоящее.
– Март 1997-го.
Лицо Брока расплылось в полубезумной ухмылке, глаза вспыхнули таким огнем, что я испугалась.
– И ты… прибыла сюда? Прилетела? Ты астронавт, верно? И Мерсалт был астронавтом. Помнишь, я спросил тебя, не астронавт ли он, а ты и глазом не моргнула. Не моргнула, потому что сама такая же, да? Путешествуешь во времени…
– Собственно говоря, я не знаю, здесь я или еще там. Это называется «когерентная суперпозиция», но я никогда не была сильна в математике. В 1997-м ты жевал лакричную жвачку.
Он засмеялся, хотя звучало это как плач.
– Я бросил. Та лакричная жвачка была итальянской. Я покупал ее в иностранном магазине упаковками. Только там была достаточно крепкая лакрица, окрашивала и слюну, и зубы, и язык в черный цвет. Но в тот день, когда это случилось с инфоцентром, я обезумел, потому что знал – они погибли, вся моя семья, я просто знал, что они погибли. Я прорвался сквозь охрану и побежал между рядами тел, поднимая белые простыни с лиц, и каждый раз ждал, что увижу моих девочек, но это были незнакомые лица, мертвые лица. Я так и не увидел девочек, так и не прикоснулся к ним. Все это время я жевал лакрицу, на нервах, но на следующее утро сунул ее в рот, и запах напомнил мне о лицах тех мертвецов. Я ее выплюнул.
– Ты до сих пор ищешь своих девочек. Думаешь, что сумел бы им помочь, если бы нашел.
– Почему сейчас? – спросил он. – Почему ты появилась сейчас?
– Я не могу это контролировать, – объяснила я. – Это как определенные природные формы – морские раковины, спиральные формы галактик. Снежинки, узор из семян в сердцевине подсолнуха и так далее. Одинаковый повторяющийся паттерн. Лист папоротника и как стекает вода в туалете.
– Фракталы. Повторяющийся узор.
– Вот так и квантовая пена, – сказала я. – У нее та же форма. Есть некоторые цифры, определяющие эту форму, они называются числа Фибоначчи, они определяют все природные формы. Я могу улететь в более далекое будущее или ближайшее, но по
