– Не забудь отметить, чтобы добавочное время учли при выплате пенсии, – сказал О'Коннор. – Поговори с кадровым отделом, как только выпадет возможность. Теперь тебе уже, наверное, скоро.
– Выходить на пенсию? Думаю, биологически мне около тридцати девяти, – сказала Мосс. – Осталось несколько лет. Если я встречу кого-нибудь из одноклассников, он решит… Даже не знаю, что он решит. Я на двенадцать лет старше. Он подумает, что я за собой не слежу.
– А я старше своего отца, – засмеялся О'Коннор.
Эти допросы считались неформальными, но Мосс, уже проходившая через семь подобных процедур, знала, какое они имеют значение. Все люди в этой комнате несколько ближайших часов будут оценивать ее поведение и эффективность операции. Она нервничала и сомневалась в себе, сомневалась в собственной памяти, беспокоилась, что начнет противоречить самой себе. Перед ней на столе стоял кассетный диктофон, а стенографистка записывала ее слова. Флотские офицеры расселись вместе, как хористы, – темно-синяя форма, отяжелевшие от золотых нашивок рукава. Все напряженно смотрели, как Мосс зачитывает заявление, итог своего пребывания в НеБыТи.
Она говорила о преступлениях экипажа «Либры», о предполагаемом мятеже и убийстве Патрика Мерсалта и его семьи. Адмирал Эннсли был доброжелателен, но постоянно забрасывал Мосс вопросами, словно прокурор, и оценивал ответы. Политик, человек Рейгана, со сверкающими как темные драгоценные камни маленькими глазками, он улыбался, даже когда отмахивался от ответов Мосс. Его стремительные атаки ослабели, лишь когда Мосс описала смерть Элизабет Ремарк. Всех охватила печаль – многие в этой комнате лично знали Ремарк. По словам Николь, ее публично казнили, и Мосс рассказала, что тело Ремарк выставили на всеобщее обозрение в кают-компании.
Эннсли расспрашивал о «Либре», ему захотелось во второй раз услышать рассказ Николь про Эсперансу и подтверждение, что планета находится в галактике Подсолнух, М-63. Так значит, это «Либра» привел на Землю Рубеж? Мосс предположила, что виноват именно корабль «Либра», в любом случае именно его экипаж впервые увидел Рубеж, а не «Таурус», как считалось ранее. Каково, по вашему мнению, было психическое состояние выживших членов экипажа? Мосс описала, как Джаред Байтак избивал Николь и ее проблемы с наркотиками. Эннсли хмурился от ее ответов, но не затягивал допрос. Мосс удивил его беспредельный интерес к лечению рака, которое она упомянула только для придания красочности описанию той НеБыТи. Он хотел знать подробности относительно рака ее матери, когда ей поставили диагноз, какие делали операции и как лечили, кто лечил и почему ее выбрали для участия в тестировании.
– Как я понимаю, люди с нормальной страховкой могут просто прийти в больницу и получить три укола, – объяснила Мосс. – Нанотехнологическая доставка лекарства к раковым клеткам.
– И всем этим занимается компания «Фейзал системс»? – спросил Эннсли, и Мосс подтвердила то, что уже повторяла. – А кто придумал способ лечения? Вы знаете фамилии врачей?
– Простите. Я не…
– «Фейзал системс» занимается коммуникациями или только медициной?
– Кажется, медициной, – ответила Мосс, с трудом припоминая, что она узнала о «Фейзал системс» в той НеБыТи, любые сведения, которые могли оказаться где-то на периферии внимания.
Она вспомнила, как Брок говорил об ученом, имеющем отношение к лечению рака. «Представь стену из дверей». Брок сказал, что, прежде чем заняться медицинскими технологиями, ученый работал в исследовательской лаборатории ВМФ.
– «Фейзал системс» вроде бы имеет отношение к исследовательской лаборатории ВМФ, – сказала она. – Выросла из нее, так сказать. Думаю, ученые работали там над лечением рака, а потом ушли из лаборатории. Но там нет Техносферы или «Умного воздуха», если вы спрашиваете об этом, в общем, никаких распространяющихся по воздуху нанотехнологических систем, популярных в других НеБыТях.
– Компания лечит все заболевания? – спросил Эннсли. – «Фейзал системс» нашла средство от всех болезней?
Мосс вспомнила слова материнской медсестры.
– Нет, какие-то болезни еще остались. Медсестра матери сказала, что только богатые могут позволить себе жить вечно.
Допрос закончился со шквалом рукопожатий, и Мосс поняла, что Эннсли не задал кое-какие вопросы, на которые она привыкла отвечать: например, в каком году замечен Рубеж. В той НеБыТи он придвинулся ближе, на 2067 год, но Эннсли не спросил. Он не стал расспрашивать подробности об атаке на инфоцентр, или даже о расследовании дела Патрика Мерсалта, или о мятеже. Ей предстояло еще много бумажной работы, заполнить разные формы, и в любое время ее могут вызвать, чтобы задать дополнительные вопросы или прояснить сделанные заявления, но ее удивила сфокусированность внимания адмирала на лечении рака, на компании «Фейзал системс», которая в 1997 году даже не существовала.
Эти допросы часто завершались чувством разочарования и неуверенности в том, принесла ли ее работа пользу – отчеты о возможных атаках террористов, будущих войнах и состоянии экономики всегда казались недостаточными для предотвращения этих событий, многие из которых все равно происходили. Когда то, о чем она предупреждала, все-таки случалось, Мосс ощущала себя Кассандрой. Она утешалась лишь верой в то, что видит лишь отдельные мазки в общей политической картине, за которую отвечает флот.
– Ты молодец, – сказал О'Коннор, когда они вернулись обратно в резиденцию на базе.
Он остался совсем ненадолго, но выпил чашку кофе и посидел с Мосс на террасе у дома, а за полоской песка над Атлантикой полыхал закат.
– Семь часов с этими людьми, – сказала Мосс. – Почти восемь. И никогда не поймешь, о чем именно они спрашивают, что пытаются выяснить.
– Деятельностью КК ВМФ занимается Сенат, так что у них хватает своих забот, которые не всегда совпадают с нашими. Каждый полет в НеБыТь обходится налогоплательщикам в миллионы долларов. Как я понимаю, адмирал отправился прямо на ужин с сенатором Чарли, как раз по поводу твоего допроса. Ему предстоит долгий вечер.
– Я рассказала про Хильдекрюгера и Кобба, убийц и зачинщиков мятежа на «Либре», а адмиралу, похоже, было плевать. Эти люди убили своего командира и связаны с Рубежом. Вероятно, именно «Либра» привез Рубеж. Эннсли почти не спрашивал о корабле или о том, что Николь Оньонго рассказала об Эсперансе. Я думала, что буду говорить о Николь.
– Эннсли ценил Ремарк. Как и все мы, – сказал О'Коннор.
– Ты ее знал?
– Она была умницей. У нее был такой взгляд, как будто она на несколько шагов впереди тебя, – сказал О'Коннор, улыбнувшись при воспоминаниях. – Я не очень хорошо ее знал. Мы вместе участвовали в нескольких тренировках. Я помню, что о ней рассказывали – мол, когда она проходила по коридору, все беспокоились, потому что знали – она все умеет делать лучше. Очень высокие стандарты и очень требовательна. Но терпелива. Все хотели получить назначение на ее корабль. Трудно было слушать твой рассказ о ее смерти.
– А Эннсли как будто интересовался только нанотехнологиями в
