– Да, – подтвердила Мосс, и где-то в подкорке вспыхнула смутная мысль, какое-то воспоминание, кусочки мозаики, которые нужно сложить вместе. – Не знаю, имеет ли значение этот адвокат, но его нужно найти.
– Я спросил, как зовут адвоката, но Эшли Байтак не могла сказать или не захотела. Она потребовала немедленно захоронить сына, но флот забрал его останки. Она отказалась сотрудничать.
Эшли Байтак потеряла сына, но Брок спас жизни своих детей.
– Сколько твоим девочкам? – спросила Мосс.
– Два и четыре.
Сколько будет его девочкам в 2024 году, при Рубеже? Двадцать девять и тридцать один, его девочки будут еще молоды, когда на небе появится Белая дыра. Все в жизни движется по кругу и приходит к тому же бессмысленному концу.
Они вместе подошли к дому, Брок постучал в дверь, а потом позвонил. В гостиной включился свет, дверь открылась вовнутрь, цепочки на ней не было. Перед ними стояла стройная женщина в свободном свитере, брюках и домашних тапочках. Она удивилась гостям, но улыбнулась с характерной для пригородов грацией.
– Мэм, я специальный агент Уильям Брок из ФБР. А это специальный агент Шэннон Мосс из СУ ВМФ. Мистер Торгерсен дома? Мы можем отнять несколько минут вашего времени?
– Да, только… одну секундочку, – сказала миссис Торгерсен. – Прошу, входите. Я его приведу.
Два одинаковых окна в сводчатом потолке прихожей превратились в темно-фиолетовые квадраты. Пол был мраморным, с лососевыми завитками на бежевом фоне. Миссис Торгерсен провела их в гостиную, а потом извинилась и пошла за мужем. Мосс услышала из глубины дома голос: «Райан?»
Торгерсен и его жена вернулись вместе, рядом с Торгерсеном его миниатюрная жена выглядела недоростком, контраст был почти забавным. Он был в свободных брюках цвета хаки и болтающейся поверх полосатой футболке-поло, в волосах проглядывала седина. Мямля, так назвал его Брок. Мягкий, решила Мосс, но какой-то дерганный. Он явно пил, воздух тут же наполнился парами алкоголя.
– В чем дело? – спросил он.
– Мистер Торгерсен, у вас есть несколько минут, чтобы ответить на наши вопросы?
– Конечно. Солнышко, ты не сделаешь кофе?
Его жена исчезла в глубине дома, и Мосс услышала льющуюся из кухонного крана воду.
– Или вы предпочитаете чай или еще что-нибудь? – спросил Торгерсен. – Не знаю, можете ли вы пить – вы на службе или рабочие часы уже закончились? Садитесь, пожалуйста. Проходите. В чем дело?
– Кофе вполне подойдет, – ответил Брок, усевшись на кожаный диван гостиной.
Торгерсен расположился рядом, сложив руки на коленях. Он подергивал коленом, каблук отбивал ритм по ковру.
– Мистер Торгерсен, можете сказать, когда вы начали работать в ФБР? – спросил Брок.
– Конечно, – откликнулся Торгерсен, и его лоб покрылся испариной. Торгерсен вытер его тыльной стороной ладони. – Десять лет назад, наверное… Нет, даже одиннадцать. Вы здесь из-за каких-то проблем по работе? Даже не знаю, что это может быть. Я занимаюсь отпечатками пальцев. Я был одним из немногих, кто переехал из Вашингтона, когда несколько лет назад открыли новое здание. Не могу представить, в чем проблема.
– Здание Информационного центра криминальной юстиции, – уточнил Брок.
– Верно. Вы сказали, ваша фамилия Брок? Я работаю с Рашондой Брок, вы же не имеете к ней отношения?
– Это моя жена, – ответил Брок. – Она упоминала вас.
– Вы не могли бы объяснить, в чем дело? Я с удовольствием вам помогу. Просто не понимаю, что происходит.
– Как вы устроились на новом месте? – спросил Брок. – Округ Колумбия сильно отличается от Западной Виргинии. Вы сами решили переехать? Работой довольны?
– Уверен, что Рашонда говорила вам, с какими стрессами связана работа. Мы разрабатываем сложную компьютерную систему с базой отпечатков пальцев, настоящее произведение искусства, но вечно слышим о проблемах с финансированием и неполадках в программе. Ложные срабатывания, неполные записи. В большинстве случаев мы по-прежнему работаем с бумажными карточками с отпечатками. Некоторые крупные города уже компьютеризированы, и это вносит сумятицу, потому что они находят совпадения гораздо быстрее, чем мы, пока перебираем все папки.
Обожженное тело Торгерсена нашли в грузовике, оно лежит в прозекторской в Чарлстоне, но вот он сидит в гостиной – дубль, еще один дубль. Мосс заметила, как он потеет, хотя и вел себя беззаботно. Он как будто хотел оказать всяческую помощь, но слишком суетился, странно двигался – как почесывающееся животное, проводил руками по серебристым волосам, одергивал футболку, слегка потягивался. На кухне раздался звон стекла.
– Я посмотрю, что там, – сказала Мосс.
Дом казался бесконечным, прилегающие к главному коридору комнаты вели в другие невидимые коридоры и комнаты. Но детей у них нет, решила Мосс, дом был чистым и пустым. Посреди просторной кухни стоял разделочный стол со стойкой для завтрака, а стеклянные двери открывались в патио, на постриженный с маникюрной аккуратностью газон. Миссис Торгерсен уронила кофейник и опустилась на колени, чтобы собрать осколки в совок. Она была в полном раздрае и плакала.
– Мы услышали звон разбитого стекла, – сказала Мосс. – Позвольте мне, я уберу. Вы хорошо себя чувствуете?
Дружелюбный вид миссис Торгерсен сильно потускнел с тех пор, как она открыла им дверь, она поникла от усталости и горя, а то и ужаса. Она села за кухонный стол, извиняясь, пока Мосс оторвала кусок бумажного полотенца от рулона и подобрала самые крупные осколки.
– Не знаю, что делать, – сказала миссис Торгерсен.
– О чем бы ни шла речь, мы вам поможем, – заверила Мосс и тоже села за кухонный стол, когда подмела пол.
– Арестуйте его, – прошептала миссис Торгерсен, так тихо, что Мосс едва расслышала. – Он изменился, стал другим человеком.
– Он вас бьет?
– Нет, – сказала миссис Торгерсен, почти в отчаянии от того, что не может объяснить. – Нет, дело не в этом. Он говорит всякое. Слишком много пьет.
– О чем он говорит?
– Он хотел сюда переехать. Услышал о новом здании инфоцентра и прямо-таки заболел мыслью о переезде. Не знаю почему. Западная Виргиния. У нас не было причин переезжать, но он зациклился на этой идее. Без остановки говорил о Западной Виргинии, о Кларксберге.
– Вы имели в виду эту перемену? – спросила Мосс.
– Нет, он изменился еще раньше. Он… у него начались перепады настроения, то подъем, то упадок, и когда он сказал, что мы переезжаем в Западную Виргинию, я попросила его не ехать. Мы поругались, хотя раньше никогда не ссорились. И тогда он начал рассказывать мне о своих фантазиях.
– Каких именно?
– Кровавых. Раньше он никогда ничего подобного не говорил, но однажды вечером пришел домой в окровавленной одежде.
Теперь она вовсю рыдала, лицо стало пунцовым, челюсть дрожала.
– Он был моложе, выглядел моложе. И более худой. Он промок, с него стекала вода с грязью и кровью.
– Кровь на одежде? – спросила
