Значит, он не просто исполнитель, но еще и автор, – слабое знакомство с отечественным шансоном не позволило мне сразу определить сей нюанс. Впрочем, ктулху с ним, с Михаилом Рваным… Несравненная Катя Заречная интересовала меня гораздо больше.
На сцене совершилась рокировка. Звезда шансона микрорайонного масштаба отчалила отдыхать, один из гитаристов занял место за синтезатором, Катя расположилась у стойки микрофона.
Сейчас, на освещенной сцене, я мог рассмотреть ее лучше. Лет двадцать семь, пожалуй, плюс-минус… В общем, симпатичная, но, как говорится, на любителя: короткая стрижка, резкие черты лица с широко расставленными глазами. Фигура тоже не вполне отвечает канонам: плечи широковаты, а бедра – наоборот… Такие фигуры, кстати, характерны для девушек, с детства серьезно занимавшихся плаванием. Одежда Кати соответствовала имиджу свойской «пацанки с раёну» – джинсы, кроссовки, рубаха унисекс.
Она начала петь.
Вокал меня не впечатлил. Песня авторства Михаила Рваного – тоже. Поведала она о молодой здешней девчонке, сменявшей Уткину Заводь и первую свою любовь на огни и деньги Москвы, но счастья такой обмен, разумеется, не принес.
Катя проникновенно выводила припев:
В Уткиной Заводи плавают утки,Уткину Заводь мочат дожди,Уткина Заводь,Уткина Заводь,Уткина Заводь,Меня ты не жди-и-и-и-и…А я ломал голову: она или нет? Если не она, то я ошибся во всем.
Вслед за лирической историей последовала более задорная песенка «А я даю не всем». По-моему, Катя ее не допела до конца. Финал получился оборванным на полуслове – и публика, и оба аккомпаниатора смотрели недоуменно. Мои подозрения укрепились.
Под жидкие аплодисменты Катя сошла со сцены. Я ждал, что там появится набравшийся сил Рваный (отдыхал он где-то вне зала). Но нет, не появился – окопавшийся за синтезатором гитарист начал тихонько, без слов, наигрывать «Yesterday».
Ну что же, повод для знакомства появился…
Я поднялся с места.
* * *– Разрешите присоединиться?
Она не сказала ни «да», ни «нет», – и я счел это согласием, уселся за ее столик.
– Вам что-нибудь заказать?
Она вновь промолчала. Никаких напитков перед ней не стояло, лишь пепельница – новая, пустая, замененная во время выступления. Но зрачки Кати заставили заподозрить, что для снятия напряжения она использует не алкоголь, другие вещества.
Я начал нести какую-то пургу о впечатлении, произведенном на меня ее песнями. Она оборвала на полуслове короткой репликой:
– Десять тысяч.
– ???
– За десять тысяч – здесь, в машине. За двадцать – к тебе, до утра. Деньги вперед.
Прайс-листами на сексуальные услуги я обычно не интересуюсь, и все же цена мне показалась несуразно высокой для заведения такого пошиба. А слова «деньги вперед» позволяли думать, что до самого интересного дело может не дойти. Клофелин в рюмку, удар кастетом от щедрот сообщника на выходе из заведения… мало ли способов. Не исключен и другой вариант: такая постановка вопроса просто отсекает граждан, считающих, что, проставив женщине пару бокалов, они получают законное и неотъемлемое право на интим…
– Заманчивое предложение… Но давай сначала поговорим, хорошо?
– Говори… – произнесла она равнодушно, глядя куда-то мимо меня.
Разговор не складывался… На мои вопросы Катя отвечала невпопад либо молчала. Но затем мелькнуло кое-что интересное.
– Он вообще не ел мяса… – произнесла она без какой-либо связи с моей предыдущей репликой. – И в дом его запрещал приносить… И в магазины, где были прилавки с мясом, не заходил… Понимаешь?! Ни хрена ты не понимаешь…
Я и в самом деле ни хрена не понимал. Осторожно спросил:
– «Он» – это кто?
Катя вновь ответила невпопад:
– Сегодня твой день… Мне нужен мужик. Пойдем, трахнешься бесплатно.
Зов, притащивший меня сюда, практически смолк, я его не ощущал. Но он никуда не исчез, лишь затаился – и сейчас хлестнул, как бичом. Кархародон проявился в мозгу: «Да! Пойди! Трахни! Потом убей!» – однако Чернецов пока держал ситуацию под контролем.
Я залпом допил водку, желая выгадать пару секунд для поиска отмазки. Не потребовалось, порыв Кати угас почти мгновенно, и она вернулась к прежней теме:
– Не ел мяса… А потом повесился, оставил записку, одно слово: «Простите!», а отец не знал, ему сказали, что сам умер…
«Не буду ни о чем расспрашивать, и так все расскажет», – решил я, и в общем-то был прав, но не учел один фактор: на сцену вернулся Михаил Рваный. С нового ракурса я смог разглядеть, что псевдоним он выбрал не с кондачка – по щеке тянулся неровно заживший шрам, от уголка губ к уху.
Отдохнув и набравшись сил, Рваный начал петь. И банально заглушал Катю. А переспрашивать нерасслышанное я опасался, сбить ее сейчас с мысли легче легкого… Она ведь не мне рассказывает, она изливается мирозданию, и лучше не напоминать лишний раз о своем присутствии…
В результате обрывки фраз я слышал, лишь когда смолкал голос барда и звучали инструментальные проигрыши.
Получалось примерно так:
Отвели меня на лобное местоИ вогнали пулю в лобную долю,Зарыдала, забилась невеста,Кореша по первой приняли стоя.(…все передохли с голодухи, и друзья, и соседи, и девушка его, он один…)
И душа сквозь дырку новую в телеУлетела, словно птица на волю.Кореша, докушав водку, запели,Лишь невеста все волчицею воет…(…совсем пацаном был, папаша-то мой, но на всю жизнь запомнил, и мне…)
В небесах ворота райского садаСтерегут менты, все в белых фуражках,Отрастили крылья, как для парада,С ними опер с РОВД, Зыков Пашка.(Опер Зыков наверняка не был выдуманным персонажем – его фамилия вызвала оживление среди слушателей баллады, хлопки и громкие одобрительные выкрики, – и эта пауза не принесла мне никакой новой информации).
Я ж его, и померев, не забуду,Он меня с волыной взял возле хазы,Жив ли, мертв, – но пришибу, сукой буду,Он, считай, мне лоб зеленкой намазал.(…прямо в ванной, на крючке для полотенец, два дня там висел, пока…)
Размахнулся я, чтоб выписать сразуЗвездюлей по сытой Пашкиной морде,Но случился непредвиденный казус,Ведь рука осталась в зэковском морге…Баллада казалась бесконечной. Главный ее персонаж обнаружил, что роль святого Петра на небесах исполняет районный прокурор, и попытался вписаться в мусульманский рай, но и там не сложилось, затем последовал торг с Буддой по поводу следующего земного воплощения… А в паузах я кое-как, с пятого на десятое, уразумел, что речь – не в балладе – идет о Катином не то дедушке, не то прадедушке, выжившем в блокаду. За счет чего выжившем, она прямо не говорила, но пассажи о послевоенном неприятии мяса явно намекали на каннибализм…
Все складывалось одно к одному. Откушенная нога туриста, куски мяса,
