— Кому?
— П-президенту.
— Секунду. — Агрегат настроился на нужную частоту. — Продолжайте.
— Г-господин президент, — промямлила Хелен, — мы… нам совершенно нечем заняться. С нетерпением ждем новых игр. Подпись: Дэн и Хелен Смит. — Ликуя, она обернулась к мужу. — Все, дело в шляпе!
ПастыриВыпустив телефон, Хайнс наблюдал, как тот, пятясь, исчезает за дверью своей крошечной кельи, потом обвел взглядом троих помощников: толстомордого Моргенштейна, рыбоглазого Риппа и вислощекого Траска.
— Снова старик! Жалуется насчет писем. «С нетерпением ждем новых игр!» Варианта, что у нас иссякла фантазия, никто даже не допускает.
— А вам не приходило в голову дать им возможность самим придумывать себе развлечение? — осведомился Траск.
— Приходило, и сразу попало в разряд «Идиотские затеи». — Хайнс сложил изящные ладони на столешнице. — Ибо не сеют они, Траск, и не жнут… Моргенштейн, ваши предложения?
— Может, снова повысить квоту на рождаемость?
— Не потянем, — решительно возразил Хайнс. — Прокормить еще ладно, а куда их девать потом, когда вырастут? Рипп, слушаем тебя.
— Поскольку старые игры закончились, а новых нет, публику можно отвлечь, добавив остроты в шоу-катастрофы, — заметил Рипп.
— Нельзя. Они и так острее некуда, — снова возразил Хайнс. — Пятьдесят процентов насилия и пятьдесят — расчлененки.
Тонкие губы Риппа растянулись в улыбке — ни дать, ни взять трещина на ледяной глади.
— Есть другой выход. — Он замолчал, вопросительно глядя на Хайнса. Тот кивнул. — До сих пор мы свято чтили традиции, внушая зрителям, что беда случается с кем угодно, только не с ними. Учитывая вымышленный характер событий и места действия, а также полное отсутствие названий — на них даже в лучшие времена никто не обращал внимания, — упирается все в сюжет — и здесь мы ни разу не поступились ни совестью, ни интеллектуальными ресурсами. Если наводнение, то исключительно там, где никто не живет, чтобы публика, обитающая на побережье, не начала трястись за свою шкуру. Ураган — только в захолустье, хотя их давно стерли с лица земли, но зритель-то не в курсе. Главное, он знает, что живет в мегаполисе и никакое несчастье ему не грозит. — Рыбьи глаза уставились на собравшихся. — Надо, чтобы в следующий раз бутафорный отдел устроил наводнение в декорациях прибрежного мегаполиса, ураган пусть обрушится на мегаполис в центре, а стратолайнер упадет не в лесу, а прямо на улицу — желательно, людную.
Траск возмущенно вскочил.
— Немыслимо! Люди решат…
Хайнс жестом велел помощнику сесть.
— Дай Риппу закончить.
Лицо советника вновь исказила трещина улыбки:
— Траск уже все сказал. Люди решат, что они в опасности — как раз этого мы и добиваемся. Пускай поймут: наводнение, ураган, катастрофа могут затронуть их напрямую. Народ устал быть сторонним наблюдателем. Вот испытают на своей шкуре весь страх и ужас, мигом набросятся на игры, даже не посмотрят, новые они или нет.
Моргенштейн кивнул, жирные щеки колыхнулись в такт.
— Думаю, стоит попробовать.
Белый как мел, Траск уставился на коллег.
— Напоминает расправу, которую русский царь учинил над группой социалистов в девятнадцатом столетии, — фальцетом заговорил он. — Слыхали, джентльмены, или вас просветить? Царь приговорил социалистов к расстрелу, им зачитали приговор, дали поцеловать распятие, сломали над головой жезл. Когда первую тройку поставили к стенке, преступникам сообщили о помиловании. В результате, один даже тронулся.
— Зато другие нет, — отрезал Рипп. — Если не ошибаюсь, на том эшафоте побывал Достоевский. Как знать, вдруг этот печальный опыт дал толчок к написанию «Братьев Карамазовых». — Он повернулся к Хайнсу. — Ваше мнение?
Хайнс потер седеющий висок — верный признак сомнения, потом наконец нарушил затянувшееся молчание.
— Все верно: эмоциональные потрясения меняют людей. Возможно, царь, сам того не осознавая, стал идейным вдохновителем «Карамазовых». Но Достоевских уже не осталось. Меня больше волнует тот, что потерял рассудок.
— Врожденная чувствительность после потрясения сделала Достоевского настоящим знатоком душ, она же свела с ума более слабого в интеллектуальном плане товарища, — вклинился Рипп. — К вашему сведению, у нас отсутствуют не только Достоевские, но и склонные к безумию индивиды.
— К вашему сведению, у нас есть царь, готовый подписать приговор, и сидит он прямо за этим столом! — взвизгнул Траск.
Хайнс слегка поморщился.
— Все мы здесь, включая Риппа, делаем общее дело, и если дело требует жестких мер, винить надо его, а не Риппа. Соглашусь с Моргенштейном: стоит попробовать.
— Как бы не так! — подскочил Траск. — Лично я отправлюсь к старику и…
— Сядь, — тихо, но властно скомандовал Хайнс, в серых глазах застыл лед. — Молодец. А теперь пора восполнить пробелы в твоих знаниях, недополученных в школе. Во-первых, современное общество создали ни мы, ни предшествующее поколение генераторов идей. Оно возникло само по себе, всякий раз выбирая на правящие посты идеологических сторонников и подвергая анафеме инакомыслящих. В итоге новой системе удалось достичь главного — безопасности, единообразия и материального благополучия.
— За все нужно платить. Победа над Троей стоила Агамемнону верности жены; расплатой Наполеона за Москву было Ватерлоо; Перл-Харбор аукнулась японцам Хиросимой. Наказанием для нашего общества стала стерильность — не физическая, спровоцированная перенаселением, — а моральная и духовная, начисто лишившая людей созидательной искры, за исключением группы избранных. По сути, так было всегда, но не в таком масштабе. Массы ис-покон веков ждали свежеиспеченного хлеба и зрелищ, однако прежде соотношение творцов и потребителей не выходило за рамки разумного. Теперь, благодаря пятидневной нерабочей неделе в сочетании с творческой атрофией, творцы просто-напросто перестали существовать как класс. На нас четверых лежит ответственность за судьбы почти миллиарда человек. Мы — единственный оплот созидания в нынешнем поколении. Наша задача — сеять, хотя на неплодородной почве современных умов любой урожай обречен на гибель. Не пойми меня превратно, Траск. Лень — чудесное качество, нужно только знать, как его применить. А вот если не знаешь, или, еще хуже, не хочешь, тогда оно превращается в монстра, и мы должны побороть его любой ценой. Не позволить притаившемуся в шкафу чудищу вырваться на волю. Нужно использовать любые средства, даже если они идут вразрез с устаревшим идеализмом. Повторюсь: вариант Риппа стоит попробовать. Голосуем, господа. Моргенштейн?
— За.
— Рипп?
— За.
— Траск?
— Против.
— Я за. —
