Степенный кивнул на дверь, и земляне последовали за ним к выходу. На улице Гордон остолбенел. Землю устилали свежесрезанные цветы всевозможных оттенков, а вдоль дороги выстроилась малышня, размахивая ветками местной оливы.
— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
— А ты не понял? — Соня бросила взгляд на пунцовый, под стать ее щекам цветок.
— Ну, мы стали участниками какой-то церемонии. Вопрос, какой.
Соня медленно подняла голову.
— Свадебной. Мы… нас поженили.
Цветочный ковер, обрамляемый колоннами ребятишек, простирался до самых отдаленных уголков деревушки. Гордон брел, спотыкаясь, мечтая поскорей проснуться в холостяцкой казарме на Нью-Канаверал. Однако ни улица, ни ребятня, ни степенный провожатый упорно не желали исчезать. Соня же, напротив, обозначилась еще четче, ее ошейник отбрасывал сверкающие всполохи, один ярче другого.
Степенный проводил молодоженов до окраины и, развернувшись, зашагал прочь. После его ухода малышня, отбросив серьезность, стала резвиться на цветах.
Гордон решительно преградил спутнице дорогу.
— Может объяснишь, зачем понадобилось нас женить?
— Объясню на обратном пути.
Весь подъем Соня не проронила ни слова. На вершине перевела дух и объяснила:
— Нас женили потому, что за божественным фасадом скрываются закоренелые пуритане. Вчерашнюю парочку поразило отсутствие у нас ошейников — незыблемого символа брака, а твое прикосновение повергло их в ужас. В здешнем обществе запрещено оставаться наедине до свадьбы и уж тем более — касаться кого-то, помимо второй половины или родни.
— А если мы брат и сестра? — прищурился Гордон.
— А я похожа на твою сестру?
Гордон признался, что нет.
— Выяснив, что мы живем раздельно, они окончательно укрепились в своих подозрениях. Видишь ли, венериане приняли корабли за дома. Довольно странные, но все же дома. Правильно, чего еще ждать от дикарей.
Гордон устроился под цветущей веткой.
— Откуда тебе известно про пуритан?
— Ниоткуда. Догадалась по реакции. А потом подумала, что из-за облачности здесь не видно ни солнца, ни луны — следовательно, никакого идолопоклонничества. Поэтому к единому богу местные пришли раньше нас. Наверняка у них был свой Христос, чьи заповеди переврали, и аналог Книги Бытия, только в ней не было ничего о сотворении солнца и звезд. Короче, нас поженили и забыли. Лишь бы соблюсти нравственность… Кстати, смеркается.
— Как? — встрепенулся Гордон. — Сейчас же едва перевалило за полдень! Выходит, я проспал завтрак… и ужин. — С этими словами он вытащил из кармана две упаковки концентрированного печенья. — Угощайся.
Они устроились под сенью дерева, утопающего в голубоватых завязях-полумесяцах. Половина пути благополучно пройдена, однако до сониного корабля шагать еще несколько часов, а до шаттла Гордона и того дольше. Обедали молча.
— Мне не дает покоя только одно, — пробормотала Соня.
— Что же?
— К чему такая спешка со свадьбой?
— Сама сказала: наше непристойное поведение шокировало здешних ребят до глубины их пуританской души.
Соня покачала головой.
— Шокировало — но не так, чтобы впопыхах устраивать церемонию, к которой обычно готовятся несколько дней. Наверняка есть причина… — Внезапно она осеклась и сквозь толщу листвы взглянула на небо. — Темнеет.
Розовый полуденный свет сменился серыми сумерками, резко похолодало.
Гордон поднялся:
— Пора. Дождь собирается.
Три часа спустя упали первые капли. Благополучно миновав кряж, путники очутились на взгорье. Дождик моросил без устали, и через час оба насквозь промокли.
— Заночуем в моем корабле, — предложила Соня, откинув со лба мокрую прядь каштановых волос. — Он ближе.
Гордон не возражал. Затем без лишних возражений обнял девушку за талию. Та и не подумала отстраниться. По неведомой причине возражения и противоречия исчезли. Все стало легко и просто. Дождь не утихал — пронзительный, он проникал в каждую клеточку тела, умиротворяя. Нет, не умиротворяя, убаюкивая. Снова не то. Какое же слово подобрать?..
У трапа советского корабля Гордон очнулся. Поздно! Забыв обо всем на свете, они с Соней утонули в глазах друг друга.
Гордон попытался отстраниться и трезво взглянуть на ситуацию, сделать выводы о странном ощущении, возникшем во время дождя, связать его с поспешной брачной церемонией. Тщетно. Из головы не шла мелодия, услышанная у ручья, и дырка в дешевых хлопчатобумажных чулках. Секунда — и Соня упала в его объятия, подставив для поцелуя губы в капельках дождя. Вашингтон и Москва превратились в забытые названия на карте, грош которой цена.
А дождь все лил. Ласково, нежно. Настойчиво. Тихонько пел в листве. Мурлыкал. Шептал. Смеялся. До самого утра.
Возвращаясь на корабль, Гордон мысленно репетировал придуманный на пару с Соней доклад начальству, где вкратце говорилось про плен, но ни слова — про свадьбу и дождь. Зачем усложнять и без того сложную ситуацию?
Через полмили он вдруг почувствовал, что ошейник стискивает горло. С каждым шагом становилось труднее дышать. Едва не задохнувшись, Гордон замер. Словно натянулся до предела невидимый поводок.
Стоило попятиться, как тиски разжались. Чем дальше, тем больше. Единственное объяснение — в отличие от земных металлов, сплав для ошейников обладал магическими свойствами. Выкованные из него предметы притягивались друг к другу, и притяжение лишь усиливалось на расстоянии. Стараниями ли венериан или из-за особенностей руды, но чары действовали только на вещицы из одного котла. Гордон не знал этого наверняка, но не сомневался: с брачными узами на Венере не шутят.
Он зашагал назад, но на полпути столкнулся с бегущей навстречу Соней. Бледное лицо красноречивей всяких слов говорило, что майор успела познакомиться с особенностями ошейника и сделать выводы.
— Что нам делать, Гордон? — выпалила она.
— Разберемся, — упокоил тот. — Идем, у меня на корабле полно инструментов.
Все утро прошло в тщетных попытках снять ошейники. Их не брали ни остро заточенные ножницы, ни алмазный напильник. Вариант со сваркой тоже отпал.
Гордон в изнеможении опустился на землю неподалеку от посадочных опор. Соня подошла и села рядом.
— Нам отсюда не выбраться, — призналась она. — Наши корабли двоих не выдержат, это сто процентов.
Гордон
