Спустя пару десятков минут мы вошли в огромный холл второго уровня и остановились у огромного таблоида, крутящего рекламу с ресторанами и кафе, существующими на дирижабле.
— Куда вы предпочитали ходить, пока я… отдыхал? — спросил я миссис Поук, хотя уже сделал выбор в пользу кафе быстрого питания «Райстик», повсеместно распространенного на севере.
— В «Кенингплейс», — ответила клиентка, пальцем показывая вверх.
Разумеется, куда же еще? Ресторан на этаже первого класса. И в бассейн она могла ходить только туда. Причем за дополнительную плату, иначе со второго уровня туда не пускают.
— А деньги? Я ведь не дал вам ни кредита из того, что получил от продажи драгоценностей.
— Я же говорила, что нашла в сейфе мужа южные банкноты. А здесь обнаружился обменник. — Миссис Поук выглядела чрезвычайно довольной собой.
— Тот самый, что вдвое уменьшает реальный курс, существующий на континентах? — не удержался от шпильки я.
— Вы считаете, мне нужно было голодать все это время? — вскинулась Кэтрин.
— Ни в коем случае! Пока вы моя клиентка, никакой голодовки, вы нужны мне здоровой, невредимой и платежеспособной. Кстати, расскажите, неужели тяжело избавиться от привычки жить в роскоши? — уточнил, все еще изучая табло и предложенный на дирижабле выбор.
— Что? — Она вспыхнула, я видел это даже боковым зрением. Лицо залило краской, губы возмущенно сжались в тонкую нить. — О какой роскоши речь?
— Вы, по всей видимости, отказались от обедов и завтраков в номер, входивших в стоимость билетов. Я прав? Они ведь не приносят еду на дорогих фарфоровых тарелках. Я понимаю.
— Дело не в привычках, мистер Боннер! И тарелки здесь ни при чем!
— Тогда что? — Я повернул голову и выжидающе замер. — Что заставляло вас каждый раз таскаться наверх?
— Необходимость блюсти репутацию! — выпалила Кэтрин и тут же понизила голос, пугаясь, что ее услышит проходящая мимо пожилая парочка. — Мы люди не последнего сорта…
— А кто, по-вашему, живет на втором уровне? — Я усмехнулся, заметив тень непонимания на ее лице, и добавил: — Билеты сюда покупают люди последнего сорта, правильно я понимаю?
— Вы утрируете, — пробормотала она, окончательно смешавшись, и, затравленно оглядываясь, закончила вполголоса: — Я лишь говорю о том, что сама предпочитаю ходить на первый уровень и есть в ресторане, бренду которого доверяю. Еще не хватало мне слечь с отравлением.
Она многозначительно вскинула бровь и сложила руки на груди. Намекала на мое состояние в течение двух дней полета, решила поиграть в слова с собственным адвокатом. Забавная.
Вздохнув, стал объяснять неразумной женщине, словно малому ребенку, очевидные для меня вещи:
— Директор «Кенингплейс» уже несколько месяцев как разорен. Его рестораны вот-вот пойдут с молотка, как и все личное имущество, а сам Дуглас Кенинг сбежал, бесследно пропав где-то в районе Туника. Чтобы отбить долги, его кредиторы стараются выжать по максимуму с действующего пока бизнеса, нагревая клиентов, приученных к качеству. Сказать вам, где они заказывают морепродукты и овощи? Нет? Это я к тому, что не стоит вестись на красивую обложку, хорошо бы иногда проявлять бдительность.
— Но за эти махинации они и сами могут пойти под суд! — поразилась Кэтрин.
— Могут, если кто-нибудь решится жаловаться и сможет доказать состоятельность своих заявлений. Только кому придет в голову, что он отравился едой из такого именитого ресторана? Ну, заболел желудок — так это от мороженого, поглощенного на ночь. Так же?
— Вот сволочи! — Миссис Поук разъяренно взмахнула руками. — Этого нельзя так оставлять!
— Само собой, — согласился я. — Когда закончим с вашим делом, расплатимся и попрощаемся, идите и покажите им! А пока идем в «Райстик», отведаем пищу богов.
— Вы шутите?
— Отнюдь. Я преклоняюсь перед их блинчиками с клубничным джемом.
На этой прекрасной фразе я решил закончить бестолковый разговор и отправился навстречу еде. Она звала меня, манила и ждала, и я не смел отказать ей в близости. Но на нашем пути встала брюнетистая бестия с глазами, плавящимися от ярости.
— Но кто-то может отравиться. И вообще, люди имеют право знать.
— Те, кто ходит туда, — это снобы и идиоты. В основной своей массе. Так что поделом.
— Но я тоже хожу туда.
— Вы редкое исключение. — Подарив леди-зазнайке самую милую из возможных улыбок, я ее обошел и снова отправился в заданном желудком направлении.
— Я пытаюсь подружиться с вами, — раздалось позади. — Но вы все время хамите и говорите гадости. Да что с вами такое, мистер Боннер?
— Голод не тетка, — ответил я, надеясь лишь на то, что Кэтрин Поук быстро угомонится и не станет ломать комедию в стиле обиженной нимфетки.
— Что ж, тогда позвольте, я вас угощу. — Она догнала меня и, схватив за локоть, остановила, указывая свободной рукой вправо. Там светилась вывеска некоего кафе со странным названием «ПоешКа».
— Хозяину заведения неплохо бы нанять талантливого маркетолога, — с сомнением проговорил я.
— Название действительно ужасное, — удивительно быстро согласилась миссис Поук, — но еда там отменная.
Тут наши взгляды снова встретились: мой неверящий и ее смущенный.
— Я не всегда ходила наверх, — отводя глаза, призналась моя клиентка, — иногда вот… сюда забегала. Один раз.
— Они что, затащили вас силой? — пораженно спросил я, снова рассматривая вывеску и пустой экран моноблока, где должны были прописать меню.
— Я зашла на запах. — Закатив глаза, Кэтрин Поук цыкнула и потащила меня за собой, приговаривая: — Попробуете сами, тогда поймете. Но договоримся так: понравится еда, значит, вы рассказываете мне, зачем мы летим на Южный континент, да еще в такой спешке.
— А если не понравится? — спросил, уже чувствуя божественный запах куриного супа. Желудок скрутило от предчувствия, а ноги сами несли вперед.
— Тогда я не стану доставать вас вопросами, — было мне ответом.
Провокаторша! Как же захотелось покинуть помещение с воплем в духе: «Вкус просто ужасен!» — но увы… В тот день я был слишком слаб духом и голоден, как стадо бегемотов после сезона случки.
— А подайте-ка нам всего и побольше, — щедро сообщил я сонному официанту, опережая его вопрос о заказе. — И
