И тут из подворотни выбежала женщина. Глаза огромные, испуганные, волосы растрепаны, на юбке кровь… И это была я. Протянула ему пакет, подняла заплаканное лицо, и видение исчезло.
Мы наехали на кочку.
Машина подпрыгнула так, что у меня челюсти клацнули, едва не отхватив часть языка.
— Ты это специально! — обиженно выпалила я, обличительно тыча пальцем в идеально ровную дорогу, оставшуюся позади. — Зачем?!
— На обочину въехал, — признался Боннер. — Чуть шею не свернул, хотел увидеть то же, что и ты. Но не судьба. Что ты видела?
Чуть помедлив, я все же сменила гнев на милость, подумав, что глупое любопытство свойственно далеко не одним женщинам.
— Там был Гордон Морти. И еще там была я.
На меня уставились внимательные черные глаза.
— Я принесла ему этот пакет, — ответила на невысказанный вопрос, — и на моей юбке была кровь.
— Потому что я расквашу нос Поуку, — последовало уверенное заявление Адама. — Кто ж его отпустит «на сухую»? Не переживай, Кэти.
Спорить или делиться соображениями о том, что видение дано не просто так, а, скорее всего, как предупреждение, я не стала. Даже выдавила из себя подобие улыбки, чтобы Адам не понял, насколько я боюсь.
Что-то явно пойдет не так. Но что? Кто его знает…
Когда мы остановились, нужного мне дома видно не было, зато прямо рядом с нами стоял большой белый фургон, из открывшихся дверей которого вылезла недовольная наглая морда.
— Опаздываете, — проговорил незнакомый мне мужчина, хмуро осматривая меня с головы до ног.
— Скажи спасибо, что вообще приехали, — припечатал Адам, отбирая у меня пакет, в который я спрятала артефакты. — Кэти, знакомься, это Юлиан. Юлиан, это миссис Кэтрин Поук. Прошу не любить, но относиться с должным уважением.
— Поук? — переспросил мужик, моментально напрягшись.
— Пока — да, — подтвердил Боннер, выскакивая из машины и маня меня за собой. — Она все инструкции получила, будет действовать строго по оговоренной схеме, а если что-то пойдет не так — мы тут же вмешаемся.
Последнюю фразу я слышала, кажется, в пятый раз.
Адам нервничал, но очень старался не показать этого. Он проводил меня в фургон, выгнал оттуда шестерых мужчин в форме и оставил нас наедине с молоденькой девушкой-офицером. Та прикрепила на мое тело несколько миниатюрных устройств, позволяющих слушать все, о чем будет говорить Роджер, и вновь проинструктировала о тактике поведения. Я кивала как болванчик, с каждой минутой все больше чувствуя себя не в своей тарелке.
Когда же пришло время идти в дом, Адаму попытались запретить меня провожать. Не смогли. Но даже это короткое время близости кончилось слишком быстро. Стоило увидеть нужную калитку, мой посеревший от нервозности некромант остановился.
— Дальше тебе нужно идти одной. Он наверняка смотрит в окно, следит. Ждет тебя.
— Все будет хорошо, — внезапно сказала я, обхватывая его лицо двумя руками. — Не переживай так. Я не стану рисковать понапрасну.
— Обещаешь? — И столько отчаянной злости, столько невысказанной тревоги было в его голосе…
Ни одно признание в любви не дало бы мне больше уверенности в чувствах Адама.
— Честное слово.
Поцеловав уголок его губ, улыбнулась и вышла на дорожку, освещенную фонарями.
Каждый шаг давался с трудом, и ужасно хотелось обернуться, чтобы увидеть очертания фигуры Боннера в тени ветвистых деревьев. Сумерки уже накрыли улочки небольшого южного города, по дорогам гулял теплый ветер, развевая мою юбку, забираясь под блузку, осторожно касаясь пакета с артефактами, зажатого в моей руке.
Мне было страшно, но в тот момент, когда прошла в гостеприимно приоткрытую калитку, вдруг подумала, что Адаму еще тяжелее. Он вынужден оставаться в стороне, быть непричастным, лишь надеясь, что все пойдет по продуманному плану.
Сразу за калиткой раскинулся сад. Неухоженный, даже одичавший. Но его прежняя прелесть угадывалась даже теперь. Когда-то им занимались умелые любящие руки. Жена Доминика Тафта наверняка обожала их дом, теперь же здесь была разлита атмосфера непередаваемой печали. Все пришло в запустение.
Внезапно я подумала, что не хочу этот дом. Даже если все уладится, даже если закончится хорошо… Здесь мне не найдется места.
Преодолев три аккуратные ступени, небольшую веранду и остановившись у мощной дубовой двери, я тихо постучала, внутренне замирая от ужаса.
Мне ответил женский голос. Мягкий, сломленный, безучастный.
— Входи.
Толкнув преграду, вбежала в просторный холл и завертела головой как ошалелая.
— Стэф! — позвала громко, отчаянно. — Где ты?
— Сюда.
Обернувшись на голос, я сделала ровно десять шагов и прошла в высокую арку, после чего остановилась, растерянно осматриваясь.
Небольшое помещение окутано сумерками, свет льется лишь из бра, висящего далеко от входа.
Окна зашторены, на большом полукруглом диване в центре лежит девочка лет десяти. Не связанная, без видимых повреждений, с закрытыми глазами. Стоило подумать о самом плохом, как Мари поморщилась во сне, перевернулась на другой бок и снова затихла.
У меня отлегло от сердца. Но едва сделала глубокий вдох, закашлялась, подавившись воздухом. Потому что разглядела еще двоих присутствующих. И растерялась.
Роджер был связан по рукам и ногам. Он сидел в мягком кожаном кресле с заклеенным ртом, глядя в пол.
А подруга стояла чуть дальше. Спокойно опиралась на спинку кресла и смотрела на меня пустыми глазами.
— Пришла, — сказала она, нетерпеливо кивая. — Принесла артефакты? Покажи.
Я не пошевелилась. Просто не могла сориентироваться в происходящем.
— Покажи часы! — закричала Стэф, а в ее руках блеснул нож. Обычный тупой столовый нож. — Иначе перережу ему глотку!
— Кому? — не поняла я.
— Роджеру, разумеется. — Стэф схватила моего супруга за волосы и потянула на себя. Тот вскинул голову, и тут же к его шее прижалось стальное лезвие.
Я перевела ошалевший взгляд на лицо Поука. Свет от лампы падал как раз на него. Спокойное, с широко открытыми глазами. Не знаю, боялся ли он,
