Председатель нашелся в своем доме. Заспанный, глаза не продрал еще. Недовольный – разбудил его Матвеич.
– Ну чего тебе? – буркнул.
А дед Митяй так запыхался – слова сказать не может. Никак дух не переведет – так спешил. Наконец отдышался, начал объяснять. Руками машет, словами и слюнями захлебывается. Председатель послушал его, послушал, а потом спокойненько так отвечает:
– Да что ты, Матвеич, в самом деле! Переполошил меня, будто пожар где. Знаю я про дыру и про чертей знаю. Тоже мне, новость.
– Да как так? – всплеснул руками дед Митяй.
– А так, – важно надулся председатель. – У нас с ними соглашение. – Пожевал губами и добавил: – Как же его там? Чудо-юдо… Обо-юдо… Обоюдо-выгодное. Так что лучше бы ты, Матвеич, не суетился, а домой шел. Отдыхать. И не беспокойся, у меня тут все схвачено.
Хотел было возмутиться Матвеич: «Что значит „у тебя“? Ты колхозное-то со своим не путай!» Хотел, но не сказал. Побоялся. Начальство все-таки.
Собрался дед Митяй восвояси, махнул рукой председателю – да так и обомлел. Только глаза вытаращил по-дурному. Потому как на голове председателя рожки заметил. Маленькие такие, аккуратные. Председатель с ними даже как-то симпатичнее стал. А то бегал раньше плюгавый мужичок по колхозу с портфелем под мышкой, пыжился чего-то, щеки раздувал, а все без толку. Зато теперь важнее стал. Благообразнее.
Выпроводил председатель Матвеича, сам досыпать пошел. А дед Митяй стоит, затылок чешет. Сомневается. Мол, как же это – чтоб с чертями, да соглашение? Надо, что ли, к Семеновне заглянуть, посоветоваться.
Добрел Матвеич до кособокой соседской избы, дверь толкнул. Через прохладный полумрак сеней сразу на кухню протопал. Но дальше порога не прошел – округлый зад Семеновны аккурат весь вход загораживал. А сама она орудовала в печи чугунным ухватом и гостя еще не услыхала.
– Слышь, Семеновна, – жалобно проблеял дед Митяй. – Слыхала, чего у нас в колхозе-то творится? Дыра у сельпо, а в ней черти у котлов, грешников варят. Ей-богу, не вру.
– Да знаю я, – отмахнулась Семеновна. Погромыхала еще ухватом, повернулась – и Матвеич рот-то так и разинул. Куда только подевалась разбитая старая бабка? Эта, правда, тоже не помолодела, но зато стать появилась, какой в молодости не было! А глаза горят – ну прям бесовским огнем.
– У нас с ними за-имо-соглашение, – выдала она. – Мы им, а они нам.
Помолчал дед Митяй, новое слово обдумал, а потом спросил:
– Слышь, Семеновна, чего мы им-то?
Та как раз тащила чугунок из печи и не ответила – будто не слышала вовсе. Но Матвеич не сдался.
– Я говорю, а они нам чего? – попробовал он еще раз.
Глянула на него Семеновна как на дитятю неразумного и головой покачала. Вроде как – дожил до седых волос, а ума не нажил.
Открыл было рот дед Митяй – да так и застыл. Потому как заметил, что из-под полы просторной юбки Семеновны нет-нет да и покажется хвост с пушистой кисточкой на конце…
Выкатился дед Митяй на улицу. Глаза шальные, мысли в голове, как осы, роятся, только меду, в смысле, толку нет. Что же, получается – все знают? И что это за соглашение такое? Мож, председатель, задница лысая, себе чего и выторговал, а вот колхозникам-то с чертей чего взять?
«Надо к властям идти», – рассудил Матвеич. И отправился к участковому.
– Ты в дела государственные не лезь, – отвечал ему тот. – Не твоего ума дело. Это на высшем уровне решили. Мы им помогаем, а они нам.
– Да как помогают-то? – воскликнул дед Митяй.
– Ты вот что, дед Митяй, ты давай воду не баламуть. К нам тут комиссия на днях приехать должна. Условия конт-рак-та проверить, чтоб, значит, у нас дыра была не меньше чем в других районах. Темный ты, Матвеич, непросвещенный. Не знаешь тем-дем-ций политических – ну и не лезь, – рыкнул участковый, постукивая сапогом по полу и пошмыгивая носом. А нос-то у него, заметил Матвеич, стал один в один как свиной пятак. Другим словом, рыло.
Вышел дед Митяй от участкового – а все равно беспокойно ему. Непорядок! И что председатель с участковым говорят – ерунда какая-то. Надо по миру пройти, рассказать.
Полдня бегал Матвеич по селу: и в хлев заходил, и на поля, и в сады, и на машинно-тракторную станцию. Только трое из всех колхозников про чертей не знали: глуповатая молодая доярка Маша, механик-алкаш Колян да Санек – пятилетний пацан, тракториста Ивана сын. Вот они-то и согласились с дедом Митяем – мол, да, надо народ поднимать.
Согласиться-то согласились, а потом чудеса начались.
Доярка Маша в уборную ушла, да так и сгинула, больше ее Матвеич не видал.
Алкашу Коляну принесли телеграмму – сразу несколько почтальонов. Все незнакомые, здоровые, и в куртках, как у чекистов в тридцатые годы. Оказалось, родственники у механика есть в Новосибирске. О которых он не знал. Да вот на днях померли те родственнички и квартиру свою, трехкомнатную, на Коляна завещали. На своего троюродного внучатого племянника. Так что надо срочно ехать, вступать во владение. И поехал брыкающийся Колян с почтальонами за наследством. В Новосибирск.
А за пятилетним Саньком явился педагог – из самого райцентра. И сказал, что забирает его учиться аж сразу в университет – такой Санек, оказывается, умный. Странно это, конечно, про Санька – тот ведь вместо того, чтобы буквы учить, все со свиньями в луже порывался плескаться. Той самой, что на месте дыры была. Но учитель объяснил, что Саньку прошлым летом на голову упала тыква. Сушеная. С сеновала. И если уж Ньютон с одного яблока такой умный стал, то страшно представить, что с Саньком после тыквы будет!
Ну да бес их разберет – дед Митяй после Санька так и ждал, что ему сейчас тоже обломится – трехкомнатное… образование. Где-нибудь на Камчатке. Да видать, недочет какой-то вышел – никто по его душу не объявился. Оно, в общем-то, и понятно: с жилищным фондом сейчас напряженка. Поди-ка напасись на всех. Да и в школу Матвеичу, седьмой десяток разменявшему, неприлично как-то. И так умный.
Побегал еще дед Митяй, посуетился. Послушал людишек, посмотрел, какие они все спокойные, довольные. Хвостатые, рогатые… Притомился. Вернулся в избу свою, на лавку присел – передохнуть. А то, вон, ноги до кровавых мозолей сбил, пока бегал. Портянками наскоро перемотнул, задумался.
«Ну и черт с ними, – решил. – Что я, крайний, что ли? Или мне больше всех надо? Хочу как все!»
Да тут как на мыслях этих себя поймал, подскочил – и ну к зеркалу. Глянул – вроде нет рожек. И морда как морда. Нормальная, набок скошенная. Нос
