Спросишь, чего это прадеду в голову стукнуло — письма писать? Да еще на бумаге, не по емелу этому вашему? Так я, друг Колька, печатаю плохо, одним пальцем. Не то что Надюша — тр–тр–тр и готово! Но ей я диктовать не хочу. Не любит она эту историю.
В общем, мне быстрей от руки написать, даже и пером, чем по клавишам тюкать. Нашел вот ручку, дед твой мне подарил на юбилей, с золотым пером. Хорошо, чернила теперь любые купить можно, хоть черные, хоть синие, хоть серо–буро–малиновые.
Опять же, буквы выводишь — думаешь, что пишешь–то, не тыр–пыр да отправил. Потом набело еще перепишешь, потому что коряво выходит — от руки–то давно только подпись ставил. А пока до почты дойдешь, очередь отстоишь, еще десять раз передумаешь. Здорово было бы получить письмо с заграничными марками, а, Колька? В школе похвастаться? Или теперь так уже не делают?
Ну да ладно. Не отправлю я тебе это письмо ровно потому же, почему звонить не хочу. Во–первых, о таком надо с глазу на глаз рассказывать, и не второпях, когда родители у тебя за плечом маячат. Во–вторых… а кто его знает, кто там слушает? Раньше точно слушали, может, не всех, но мало ли? И письма читали, особенно заграничные, так что я уж по старой памяти… Из рук в руки отдам, если доживу до твоего приезда. Ну или конверт оставлю для тебя, прочтешь рано или поздно.
Теперь о деле.
История моя, пожалуй, покороче будет, чем это вот вступление. Как начать, не знаю, не обучен, так что попробую по порядку. Может, так понятнее будет.
Я еще молодой был, примерно как батя твой, даже моложе. Работал в «почтовом ящике». Ты, наверно, и не знаешь, что это такое, ну да посмотришь в этом своем интернете, а если коротко — секретное место. Чем там занимались, сам толком не знаю, говорили — чем–то военным, оборонным, может, даже с космосом было связано. Да я если бы знал наверняка, все равно бы писать не стал, потому как «ящик» тот еще работает, а я подписку о неразглашении давал, все их давали. Многих до девяностых вообще из страны не выпускали, даже в страны соцлагеря, так–то. А кое–кого — и позже. Только с особого разрешения. Ну да мне за границу и не надо было. У вас вот побывал на старости лет — и ладно.
Тогда много таких исследовательских институтов было, заводов. Вот я с завода начал: когда его после войны из эвакуации вернули, устроился туда на подсобную работу. Там же вся Надюшина семья работала — и отец, и старшие сестры, — вот мы как–то и познакомились. А я только после армии пришел, бравый такой, служил аж на Белом море. Только помалкивал, что на берегу сидел, на складе. Рос–то в войну, так что меня Шпротом прозвали — тощий был и здоровьем не особо крепкий. Но ничего, выправился.
Ну вот мы с Надюшей и поженились. А там слово за слово — старшая сестра ее (пробивная такая была, активистка, по партийной части шла) в город подалась и остальных за собой потянула. В исследовательский институт этот самый, работать. А нам что? Молодые, имущества не нажили, детей тоже — чего б не попробовать?
Взяли и поехали. Дали нам комнату в коммуналке, с соседями повезло. Надюша учиться пошла, в смысле в вечернюю школу. Ну и лаборанткой устроилась, а я значился слесарем–сантехником. Но вообще–то был на все руки мастер, а мастера там еще как требовались! Пока ремонт или еще что выбьешь, пока бумага по всем инстанциям пройдет, внуков дождаться можно… Ну так что могли, своими силами чинили, если не то поставят — приспосабливали, вот тут я и пригодился. Потому как, хоть у меня всего девять классов образования, да и то никудышное (в войну больше о еде думалось, а не об учебе), а руки нужным концом приставлены и соображаловка имеется. Словом, ко двору пришелся.
Жили, в общем, не тужили. В институтах этих и платили порядочно, что инженерам, что простым работникам, еще заказы продуктовые давали. (Про это ты тоже почитай, не слышал никогда, наверно.) Как Танюха родилась, бабка твоя двоюродная, мы в однокомнатную перебрались, она нам дворцом казалась!
Я к тому времени Шпротом уже не был, а звали меня или по фамилии, или по отчеству, Ильичом. Смешным казалось, хотя я вовсе не похож… Ладно, это к делу не относится.
Помню, была пятница, короткий день. Все пораньше разбежались, всё закрыли, опечатали, как полагается, ключи сдали. А я особо домой не торопился, потому как накануне с Надькой поругался. Не нравилось ей, видите ли, что я по пятницам выпивши прихожу и Таньке дурной пример подаю! Ну я и решил: нарочно сегодня надерусь и ночевать не приду, пускай поищет. А тогда ж этих мобильников не было, да и обычные телефоны не у каждого в квартире стояли! А пока всех знакомых обойдешь, спросишь… Это я сейчас понимаю, что глупость затеял, а тогда думал — проучу! Мужики еще накрутили: мол, кто в доме хозяин?
И как нарочно, в эту пятницу все мои друганы разбежались кто куда. Дело было перед майскими, вот и… Кого в деревню утащили, огород копать, кого еще куда — словом, даже выпить не с кем. А в одиночку я не пил, как отец завещал.
Но наудачу один сотрудник остался поработать. Договорился как–то, чтоб разрешили, что–то у него там не вытанцовывалось. Витя Жаров его звали, молодой совсем был, аспирант. Ну, узнал, что и я тут, попросил помочь кое с чем. Я, опять же, не вникал, что это за прибор и для чего нужен, потому как меньше знаешь — крепче спишь.
